Свидетельство - [60]

— Я должна переговорить с тобой, Август! Всего два слова Ты не представляешь, какие ужасные две ночи я пережила. Муж… Москва или еще какое-то там красное радио сообщили, что мой муж жив… что он перебежал к ним… и… представь себе — стал партизаном!

— Что? — испуганно попятился майор.

— Ведь это немыслимо. Правда? Вот и я тоже говорю… Эндре Капи — и вдруг партизан! Но подполковник из гестапо был у меня именно по этому поводу… Хорошо еще, что они и меня не забрали. Но он оказался джентльменом… Настоящим джентльменом…

После обеда главный инженер депо Казар Иштван поспешил домой: помыться, побриться, сменить белье. Однако уже через час он вернулся назад — таким же небритым и чумазым, как ушел. А вечером к нему в контору постучался Юхас. Вошел и с минуту не решался даже заговорить, удивленный измученным и печальным видом Казара.

— Ну что, Юхас? — рассеянно спросил Казар, не меняя позы.

— Нет, я уж не буду вам мешать, господин главный инженер.

— Ничего… Что случилось?

— Извините, конечно, господин главный инженер… У меня тут приятель есть один… В трудное положение попал… Так что все бумаги у него в порядке, а вот квартиры нет… Несколько дней он здесь у нас перебивался. Ну, а теперь-то больше нельзя. Вот я и подумал: может, господин главный инженер выручит?..

— Как? Не понимаю… Ах да!

— Жилье ему нужно… дня на два.

Казар медленно опустил руку в карман, достал ключ.

— Вот, передайте… Опрятный человек-то? Пусть уж там поаккуратнее, беспорядка не делает. Вдруг приедет жена… — Казар замялся. — А до тех пор он может у нас пожить. Я ведь все равно теперь… здесь буду ночевать пока…

Главный инженер был какой-то странный, рассеянный. Юхасу пришлось дважды попросить какую-нибудь записку к дворнику.

…Передавая Поллаку ключ, Юхас потребовал от него только одно: чтоб в квартире инженера осталось все в. порядке, как было. Затем он поручил Аннушке Кёсеги отвести «родственника жены господина инженера» в его квартиру на Туннельной улице. Казары жили этажом выше Аннушкиной хозяйки, и девушка охотно взялась отвести молодого человека в дом, показать ему квартиру.

«Странно, — недоумевала она про себя, — что у красавицы инженерши родственник такой… как бы это сказать… Беженец, наверное, какой-нибудь. Вот бедолага!»

А Казар, оставшись один, снова достал из кармана письмо жены.

«Дорогой Пишта! — писала Клара. — Ты должен понять, что дальше так продолжаться не могло и я тоже не могла поступить иначе. Я получила письмо от Бэллочки. Она пишет, что семейство графа — очень милые простые люди. Сейчас у них целый караван гостей из Будапешта. Меня они тоже пригласили к себе, и очень сердечно. В понедельник я была у Гезы. Он оставил свою практику в столице и поступил на скромную должность в сомбатхейскую больницу. Такие вот дела! Ты знаешь, что Геза всегда заботился о том, чтобы не быть слишком уж на виду. Он не паникер, и тем не менее его семья в любой миг была готова к отъезду. У них в машине оставалось свободное место, и они предложили его мне. Да еще пообещали дать мне машину с шофером, чтобы от Сомбатхея подбросить до графского имения (это недалеко). Я тотчас же позвонила тебе, но тебя в конторе не оказалось. Весь вечер снова и снова пыталась связаться с тобой, но увы… Всю ночь я не ложилась, ждала тебя. Но ты не пришел. Я уж не знала, что и думать. Можешь себе представить мое беспокойство! Все же я упаковала вещи и утром побежала к тебе. Но меня не пропустили — все выходы были заняты жандармами. Мне удалось поговорить только со стариком Шушанским. Он меня успокоил, сказал, что тебе ничто не грозит. Но я все равно не могла оставаться спокойной. Хотелось проститься с тобой, а у меня оставались считанные минуты. Ведь Геза собирался тронуться в путь рано утром. И сейчас, пока я пишу эти строки, они ожидают меня внизу в машине и уже нервничают. Представляешь, как мне все это неловко. И как тяжело расставаться с тобой — вот так. Но, может, это и к лучшему. Прощание было бы слишком тяжким для нас обоих. Так все-таки легче. По-твоему, лучше было бы переждать здесь, но я этого не вынесу. Ты меня поймешь. Словом, нам нужно покориться судьбе. Эта война уже разлучила миллионы людей, и, может быть, навеки. Но я верю, что наша разлука будет короткой. Скоро настанут иные времена, и мы снова будем вместе, стараясь причинять друг другу поменьше обид, булавочных уколов, — поверь мне, Пишта, мы и раньше могли бы избегать их! Геза уже сигналит, и я кончаю писать. До скорейшего свидания, слышишь? И — целую тысячу раз.

Клара.

P. S. С собой я могу взять только самое необходимое. Прошу тебя, сложи мои платья в баул — и, в случав чего, снеси вниз, в подвал. Все, что нужно, найдешь в кладовке. Убирать и готовить зови прислугу Руднаи».

Казар дочитал письмо и молча уставился перед собой.

В голове промелькнуло: если бы Клара ехала поездом, то застряла бы у Банхиды. Венское шоссе, — но ведь и оно, вероятно, перерезано?.. Казар и сам не знал, какой ответ хотел бы услышать.

Если бы двумя годами раньше кто-нибудь сказал Эндре Капи, что однажды он станет партизаном, Капи засмеялся бы ему в лицо: «Ну и шутник ты, старина!»