Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - [3]

В ходе работы над повестью были обнаружены материалы, которые вводятся в научный оборот впервые. Так, в Орле нашлись фотографии отца Николая Азбукина, который венчал родителей отца Иоанна, крестил его самого и был его первым духовным наставником, а в Кировске Мурманской области была обнаружена автобиография отца Дорофея (Смирнова), позволившая придать его облику несколько выразительных штрихов.

Единственная цель этой книги – поделиться с читателем любовью к личности отца Иоанна (Крестьянкина) и его наследию. И если у того, кто прочтет эту книгу, возникнет желание самому прикоснуться к колоссальной фигуре «свидетеля о Свете» ХХ столетия, посетить связанные с ним места или лишний раз перечесть его письма и проповеди – я буду считать свою скромную задачу выполненной.

Сердечно благодарю за помощь в создании книги отца Сергия Правдолюбова, отца Кирилла (Воробья), Алексея Борисовича и Марину Викторовну Ветвицких (Москва), Ольгу Борисовну Сокурову, Глафиру Павловну Коновалову (Санкт-Петербург), отца Олега Анохина (Орёл), отца Владимира Правдолюбова (Касимов), Ольгу Сергеевну Бирулю-Тиханкину (село Троица).

Молитвами отца Иоанна,

Господи, спаси и помилуй нас.

Аминь.

Часть первая 1910–1933 годы

Орёл, март 1910 года

В дверь дома стучали. Деликатно, чуть слышно: тук-тук, тук-тук. Можно было даже спутать с капелью, которая припустила несколько дней назад, – весь снег перед крыльцом дома Крестьянкиных уже просел от веселой весенней воды, стал вязким и ноздреватым, а на Воскресенской улице так и вовсе мало что от него оставалось – только серая каша, разъезженная колесами телег и пролеток.

– Саша, открой, это или тетя Паша, или папа, – выглянув из второй комнаты, попросила Елизавета Иларионовна старшего сына, возившегося с гребешком перед украшавшим горницу небольшим зеркалом. Но 12-летний Саша скорчил жалобную физиономию:

– Мам, пусть Костька откроет!.. Мне ж крестным быть, а не ему. А у меня вон вихор на макушке торчит, никакого сладу с ним нету. И так гребешком его, и этак…

– Ну вот, опять Костька, – недовольно пробубнил от стола 10-летний Костя, дохлебывая постный суп. – Чуть что, сразу же Костька… А я чего, мне нетяжело. Только в следующий раз тоже тебе чего-нибудь придумаю.

Саша, продолжая сосредоточенно возиться с непослушным вихром, на ходу отвесил направившемуся к дверям Косте легкий подзатыльник, тот в долгу не остался. Делалось это без малейшей злобы: все в семье Крестьянкиных любили своих ближних, как самих себя. И родители своих детей, и дети – родителей и друг друга. У Михаила Дмитриевича и Елизаветы Иларионовны было уже шестеро наследников: кроме Саши и Кости, семилетняя Танечка, трехлетний Паша, Серёжа, которому было чуть больше года, и родившийся два дня назад Ванечка. Малыши тоже толклись сейчас у обеденного стола – горбатенькая Таня на правах старшей обороняла Серёжу от попыток Паши подергать его за волосики. Впрочем, делал он это тоже любя.

В прихожей Костя загремел засовом. В настоянную печную теплоту дома хлынул свежий весенний воздух.

– Здравствуйте, тетя Паша!..

– Здравствуй, Костенька. Дверь закрывай сразу, чтоб тепло не выпускать. – Прасковья Иларионовна Овчинникова поцеловала племянника в щеку.

– Папа в храме еще? – с усилием прикрывая тяжелую деревянную дверь, спросил Костя.

– В храме, с отцом Николаем говорит. А где ж сестра-то?.. Лиза, ты где?..

– Здесь я…

Из соседней комнаты показалась 34-летняя Елизавета Иларионовна Крестьянкина, младшая сестра Прасковьи. Тоненькая, еще бледная после недавних родов, она бережно прижимала к груди новорожденного. Малыши тут же подскочили к ней, начали заглядывать в лицо младенцу.

– Мама, он на ангела похож, – с восторгом сообщила Танечка.

– У ангелов крылья, – солидно заметил Костя, вновь усаживаясь за стол и беря в руки ложку, – и если б ты ангела увидела, то ослепла бы от сияния.

Прасковья бережно приняла у сестры сладко посапывающего малыша. С затаенной болью взглянула на Лизу. Да, шестерых детей она растит, а родила ведь восьмерых, двух сначала схоронили: четырнадцать лет назад четырехмесячную дочку Серафиму, а меньше чем через год – вторую, месячную Машу… И теперь этот вот мальчик – и рождался-то с трудом, и слабенький очень. Такой слабенький, что боялись даже – и дня не проживет. Как-то сложится его судьба?.. Вот и крестить решили поскорее, на третий день.

– Ну что, Ванечка, – ласково произнесла Прасковья, дуя младенцу на лобик, – пойдем в храм Божий креститься? Мамочке-то еще больше месяца в храм нельзя ходить, а мы с тобой сходим… Вот только папу возьмем с собой, да и сходим, правда?..

– Правда, – отозвался от двери улыбающийся отец, 47-летний Михаил Дмитриевич. – Я как раз из храма, отец Николай ждет, все готово. Ну что, идем, крестные?

– Я готов, – отозвался от зеркала празднично одетый Саша, в последний раз ожесточенно плюя на ладонь и приглаживая вихор.

– Возвращайтесь поскорее, – по-детски, почти жалобно попросила Елизавета Иларионовна. – Ох, как с вами-то хочется, Господи!.. И – нельзя… Может, все же сходить, хоть бы в притворе постоять?..

– А мы недолго, – ласково пробасил Михаил Дмитриевич, целуя жену в лоб. – А ты вон лучше за Серёжкой следи-то, а то Паша опять к волосьям его руки тянет…