Свидание со смертью - [19]

Спали мы часа четыре, в начале девятого были уже на ногах. Понятное дело, ванну принять не удалось, а Вадиму не удалось выспаться. Он бы с радостью поменялся местами со мной или Сырником и в хорошем и в плохом смысле - то есть, он спит, а мы моемся, по очереди, разумеется, или он спит, а мы сидим в ванне, прикованные к трубе, тут уж вместе. Но его надеждам не суждено было сбыться, о чем ему прямо и заявил Сырник, когда пришел чистить зубы (у него тут своя зубная щетка имелась). А на меня какая-то апатия навалилась. Наверное, сказывалось напряжение последних дней, недосып, да и слишком резкая перемена мест отнюдь не улучшала самочувствие. Получалось, что последние три ночи я спал в разных местах - у незнакомой женщины, в Суворовском парке, в этой квартире. И все время не высыпался. Если первые два дня чувство опасности и желание поскорее развязать этот узел стимулировало, то сегодня уже нет. Да еще и мысли нехорошие досаждали, о том, что малыш там один сидит в своей клетке и тоскует. Он ведь привык к общению, привык скакать по комнате, играть с гостями или со мной. А тут один и, наверное, голодный... Прежде эти мысли вызывали ярость и желание отомстить ублюдкам, из-за которых страдает малыш, теперь же - апатию. Потому что конца этой беготне не видно, гаденыша, который затеял со мной смертельную игру, тоже не видно. Да если и увижу, смогу ли его взять? За ним бандиты и менты, и надо еще доказать, что он виновен, а в меня достаточно пальцем ткнуть - и повяжут. Дрянь дело... На кухне я включил электрочайник, посмотрел на сковородку, и решил обойтись вареным яйцом и бутербродами. - А где яичница?- проворчал Сырник, появляясь на кухне. - Видеть не могу сковородки,- сказал я.- Хочешь - сделай себе, я обойдусь вареным яйцом. - Тогда мне свари два. - Сам положи в кастрюльку и покорми Вадима. Пока я чистил зубы, Вадим сидел в ванне и жалобно смотрел на меня. Теперь, помятый, небритый, он совсем не походил на того наглого и уверенного в себе мужика, что встретился мне у фитнес-клуба. Наверное, у него и голова болела. - Корнилов, ты ж не варвар...- сказал он.- Тут сыро, мне в туалет надо... - Сейчас Сырник сводит в туалет и даст пожрать,сказал я.- Это не проблемы, Вадим. Твое дружки несколько убийств пытались на меня повесить, помимо Рахмат-лукума, а теперь еще и похищение присовокупят. Тебе жалко меня? - Но я ж... Я тут не при чем. Я даже не обижаюсь за то, что было. Нарвался на неприятности, ну сам виноват... - Я на тебя тоже не обижаюсь. Но знаю, что если отпущу тебя, ты сразу за все обидишься. И сильно осложнишь мою жизнь. Поэтому - извини. - Ты козел! Ты за все мне ответишь!- истерично завопил он.- Наши ребята видели, что ты меня увез, менты знают, и если со мной что-то случиться, тебе хана, понял?! Так всегда бывает, когда говоришь с противником по-хорошему. А что бывает, если поверишь слезным мольбам и отпустишь!.. Я как-то поверил, отпустил, а на следующий день получил пулю в ногу. Хорошо, что человек нервничал и стрелял плохо. Я хлестнул телохранителя ладонью по морде, потом негромко сказал: - Олег! Сводишь его в туалет, потом дашь пожрать, потом пристегнешь к горячей трубе и заклеишь пасть, чтоб не вопил. - А он вопит?!- грозно спросил Сырник, появляясь в двери ванной. Я пошел в комнату, не сомневаясь, что Сырник справится с поставленной задачей, парень он был исполнительный и умел обращаться с людьми. Сел на диван, поставил на колени телефонный аппарат и позвонил родителям. - Андрюша!- закричала мать.- Господи, где ты, что с тобой? Вчера опять к нам приходили, спрашивали про тебя. Сказали, ты обвиняешься в убийстве, ты... ты объяснишь, наконец, что происходит?! - Я тебе уже сто раз объяснял, мам. Все нормально, я жив-здоров. Ты обо мне ничего не знаешь, так всем и говори. Скоро все закончится. Если можешь, еще раз сходи ко мне, покорми малыша. - О чем ты говоришь, Андрей?! Отец тоже волнуется, он говорил, что надо нанять адвокатов, самых лучших, они помогут тебе. Ты слышишь? Ну да, конечно, только адвокатов мне не хватало! Вот, если возьмут, предъявят обвинение, тогда - пожалуйста. А пока что я сам себе адвокат. - Спасибо, мам, всем спасибо, за меня не беспокойтесь. Ты, пожалуйста, покорми Борьку, ладно? Все, пока. Я положил трубку. Надо же какие упрямые менты у нас! Ходят, спрашивают, никак не успокоятся! Потом мы с Сырником позавтракали, выпили по чашке крепкого кофе. Сырник был бодр и энергичен. Он, конечно, примерный семьянин, заботливый и любящий отец, но слишком долгое пребывание в семье и скучная работа приводили его в уныние. То что было вчера - мордобой, погоня, обостренное чувство опасности, сон в не слишком комфортных условиях - для него как глоток свежего воздуха. Я и сам такой, но сейчас дело принимало слишком серьезный оборот. Сырник в любой момент может вернуться домой и не сомневаться, что я его не выдам. А я... даже малыша накормить не могу! - Позвони домой,- сказал я Сырнику.- И если жена станет возмущаться долгим отсутствием - поезжай к ней. - А ты? "Погибнуть в отсеке? Уж лучше при свете. Наш путь не отмечен, нам нечем, нам нечем!.. Но помните нас",- процитировал я слова из песни классика. С семи лет слушал его, в девять два раза ездил на Таганку, дежурил у служебного входа, хотел просто увидеть. Да так и не удалось. - Может, тебе в морду дать за слабость духа?- спросил Сырник, уплетая пятый бутерброд.Забыл, что должен помочь больной девчонке? А крыс твой как же? Он хоть и бесполезный, тупой грызун, а в тебя верит. - Ты все же позвони жене. Сырник позвонил, долго объяснял, что обстановка серьезная, на складе проверка, и он вынужден задержаться. А когда положил трубку, принялся яростно материться, и в этот момент его мнение о женщинах претерпело кардинальные изменения. Но я знал, что это ненадолго. Как ни странно, громкий мат Сырника немного приободрил меня. Обострилось чувство опасности, включились какие-то дополнительные источники энергии. Вадима пристегнули к холодной трубе, мы же не садисты, но рот заклеили пластырем - и не дураки, чтобы оставлять его с открытым ртом. Ну и проинструктировали, что скоро вернемся, и если он... Телохранитель опять присмирел и только понятливо кивал, мол, все понимаю, буду вести себя тихо.