Клубы пыли взметнулись вверх, когда Стефани сняла свой чемодан с чердачной полки. Она чихнула, вытерла нос рукавом трикотажной рубашки и опустила чемодан на пол.
Чердак действовал на нее угнетающе. Это место вовсе не вызывает желания открывать старые сундуки и рыться в их содержимом, хотя здесь настоящий склад ненужной мебели и безделушек, возраст которых насчитывал века два. При обычных обстоятельствах она, возможно, восхищалась бы старинными вещами, но сейчас не совсем обычные обстоятельства. И они никогда таковыми не являлись.
– Ты вышла замуж и попала в прекрасную семью из старинного рода, – сказала Клэр в день свадьбы, – но ты никогда не станешь ее частью.
Стефани, кисло улыбнувшись, захлопнула за собой дверь чердака и с чемоданом в руке стала спускаться по ступенькам деревянной лестницы.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать ее частью, – ответила она.
Тогда она была еще наивной, еще верила в обещания Эйвери и в его доброту.
– Твоих сил будет недостаточно, – заметила Клэр с раздраженной улыбкой.
Ошеломленная Стефани попыталась было возражать, но Эйвери больно схватил ее и потащил в уголок. И тогда она впервые задумалась, каково ей придется в качестве его жены на самом деле.
– Урок первый, – сказал он, притворно улыбаясь, чтобы всякий свидетель мог подумать, что он нашептывает ей на ушко что-то приятное. – Никогда не дерзи моей сестре. Ты поняла?
О да, она поняла. Эйвери ей солгал… но что она могла поделать? Он единственный мог избавить ее от отчаяния.
Стефани потащила свой чемодан в спальню.
По крайней мере, всей этой лжи пришел конец. Ей негде жить, она осталась без денег. Предстоит оплачивать счета за лечение брата. Но, во всяком случае, не надо больше притворяться. И за это стоит поблагодарить судьбу, хотя ей последнюю пару лет не слишком приходилось притворяться, будто она счастлива быть женой Эйвери. Старик был так болен, что не мог часто появляться на публике. Не было необходимости смеяться над его вульгарными шутками или вздрагивать, когда он обнимал ее.
Не было причины делать и многие другие вещи, но она их тем не менее делала. Продолжала спать в соседней с ним комнате, как было заведено с самого начала. Ухаживала за ним, если он просыпался среди ночи. Давала лекарства, кормила его и убирала за ним, когда он не позволял это делать сиделкам. И все потому, что, кроме всего прочего, она дала ему слово.
Если бы только Эйвери придерживался тех же самых принципов…
Нет. Стефани открыла чемодан и заглянула внутрь. Не стоит думать об этом, пока она не поговорит с коллегой Джека Расселла.
Вчера поздно вечером позвонила женщина из его фирмы. Она сказала, что мистер Расселл просил побеседовать с ней своего коллегу. Этот джентльмен нанесет ей визит во второй половине дня.
Повесив трубку, Стефани сообразила, что не удосужилась поинтересоваться именем коллеги. Жаль, что не приедет сам Расселл. Хотя в ее положении надо быть довольной уже тем, что он кого-то присылает. Фирма Расселла весьма уважаема. Об этом как-то упомянул Эйвери лицемерным тоном.
«Старина Джек – единственный человек в Вашингтоне, которого мне так и не удалось купить», – сказал он, хрипло засмеявшись.
Из чемодана пахнуло плесенью. Стефани сморщила нос, пошла к окнам и распахнула их. Потом склонилась над аккуратно сложенной одеждой, которую она убрала семь долгих лет назад…
Пахло плесенью, но это было еще не самое худшее. В углу крышки была прогрызена маленькая дырочка, достаточного размера, чтобы через нее могли проникнуть и моль, и мыши. Два платья, сшитые на старинной швейной машинке; пара полиэстеровых брюк, которые выглядели почти как шерстяные; блузки, которые она так тщательно подбирала… все было испорчено.
– Сожги этот хлам, – потребовал Эйвери в первый же день ее появления в доме.
Она ужаснулась при одной только мысли, что ей предстояло выбросить то немногое, что осталось от ее прежней, настоящей жизни. И совершила свой первый акт неповиновения, припрятав чемодан на чердаке.
Стефани опустилась на краешек кровати. Она знала, что это глупо, но не хотела брать ничего, что не принадлежало ей лично. С учетом того кошмара, который она обнаружила в своем чемодане, ее выбор был ограничен джинсами, трикотажной рубашкой и кроссовками, что уже были на ней.
– Черт, – прошептала она и вскочила.
Еще глупее сидеть здесь и попусту тратить время на переживания.
– Переходим к плану номер два, Стеф, – бодро сказала она себе.
Вытерев грязные руки о джинсы, Стефани открыла дверь шкафа. Шкаф был забит дорогой одеждой от стены до стены. Стефани вынула одну вешалку, но тут же повесила ее обратно.
– Ты просто идиотка, – пробормотала она. – Одежда – это всего-навсего одежда, и ничего больше.
