Светская львица за одну ночь - [29]

— Ладно, тогда цветы.

Показав контролеру свою карту VIP-гостя, он скользнул внутрь, таща за собой Люси. Потом что-то быстро напечатал на своем “Блэкберри”, отправил и бросил мобильный в карман кашемирового пальто.

“Корнелия, получил твои сообщения. Спасибо за вино. Работаю над новым проектом и очень занят. Всех благ. У.”

Всех благ? Всех благ?! Корнелия кипела от негодования, рассматривая свой ноготь, покрытый ярким, как пуансетия, лаком. Она лежала в шезлонге возле бассейна в Палм-Бич. Мог бы с таким же успехом написать “Пошла к черту, знать тебя не желаю”. Как можно было послать такое наглое эсэмэс, получив бутылку “Шато Мутон-Ротшильд” урожая 1982 года? Она положила правую руку на упругий живот, согретый горячим утренним солнцем, и протянула левую в сторону маникюрши.

Корнелия прожила последнюю неделю в доме родителей (они уехали в Лондон, а время для отдыха в Палм-Бич было просто идеальное), но она по-прежнему продолжала длившуюся уже целый месяц кампанию примирения с Уайетом, чьи представления о светском этикете она оскорбила, фотографируясь рядом с Тео Голтом. Несколько дней после презентации “Таунхауса” Уайет не отвечал на звонки, и она послала ему имейл со снимком, где Патрик Макмаллен запечатлел их вдвоем, — пусть вспомнит, как изумительно они смотрятся вместе. Ответа не последовало. И тогда, перед отъездом во Флориду, она подкараулила Маргарет, когда та выходила из дому, и сунула ей в руки небольшой сверток для Уайета: внутри был носовой платок, который он забыл у нее в тот первый вечер, когда они целовались в баре “Сошиалиста”. Она надеялась, платок пробудит в его душе воспоминания об афте-пати для двоих. Воспоминания, как видно, не проснулись. Она продолжала звонить и слать имейлы, но он по-прежнему не отвечал, и она в конце концов опустилась до того, что совершила набег на винный погреб своего отца. И что же Уайет? Прислал это идиотское эсэмэс.

— Ровнее не стало, — пожаловалась она, сунув палец чуть ли не под нос маникюрше. Молоденькую латиноамериканку прислало агентство, которое предоставляло Корнелии услуги маникюрш, массажистов, иглоукалывателей и инструкторов по йоге, — так Корнелии не приходилось смешиваться с толпой.

— Я не вижу никаких неровностей, мисс Рокмен, — ответила девушка. — Я перекрашивала ноготь три раза. По-моему, ровнее уже невозможно.

— Что вы сказали? — ноздри Корнелии слегка раздулись, она спрыгнула с шезлонга и грозно выпрямилась во весь рост, ее тень упала в бассейн на мелководье. — Как будто слепой шимпанзе наляпал лак, я не собираюсь платить за такой маникюр.

Произнеся слово “шимпанзе”, она тут же вспомнила своего бывшего возлюбленного, антрополога, и рассердилась еще пуще.

— Хорошо, я могу покрыть заново…

— У меня нет времени сидеть и смотреть, как вы опять все испортите!

Маникюрша вздохнула.

— Всего доброго, мисс Рокмен. Через неделю, в то же самое время?

— Что же делать. Но скажите Эсмеральде, никаких чаевых. Я, знаете ли, всегда все проверяю до цента.

Девушка двинулась к дому с тяжелой сумкой в руках.

— Да, моя фамилия Рокмен, но это не значит, что я банкомат! — крикнула ей вслед Корнелия. Ее мать Верена внушала ей, что все люди без исключения — от мужчин до маникюрш — норовят сесть тебе на шею и что она не должна никому этого позволять. Вымогатели, тунеядцы. Кому, как не ей, Верене, это знать: когда они с отцом Корнелии поженились, Верене было двадцать три года, она была скандинавской красавицей, разгуливавшей по подиуму в купальнике, а он — сенатором шестидесяти двух лет с больным сердцем. И вот назло судьбе сенатору перевалило за девяносто, а у прекрасно сохранившейся пятидесятидвухлетней Верены, по слухам, было не счесть любовников.

“Позор!” — возмутилась бы она, узнав, в каком положении оказалась Корнелия. Чтобы женщина заискивала перед мужчиной? Мужчинами — даже богатыми, могущественными, умными — надо крутить и вертеть, это легче легкого, надо только уметь. Чтобы обладать этим искусством, надо быть настоящей женщиной, а уловки Корнелии — беспомощный детский сад.

Но разве Корнелия ожидала такого сопротивления со стороны Уайета? Большинство мужчин вообще не обратили бы внимания на пустяковую оплошность, которую она допустила на том дурацком приеме, и уж конечно все мужчины, кого она знала (за исключением, как выяснилось, Уайета, который нравился ей сейчас как никогда раньше), простили бы ее при малейшем намеке на раскаяние.

Корнелия снова легла в шезлонг и поправила бюстгальтер своего узенького белого бикини. Голубая вода, бледно-розовый фасад родительского дома, ласково шелестящие пальмы, окружающие собственность Рокменов, рождали атмосферу благополучия и покоя, так что порой Корнелия принимала успокоительное всего два раза в день, и этого было достаточно. Увы, на этот раз дела обстояли отнюдь не так удачно.

Все равно они с Уайетом Хейзом поженятся, размышляла Корнелия, протягивая руку к стакану с мятным чаем со льдом. К такому заключению она пришла прошлой зимой, лежа в том же самом темно-синем шезлонге, на следующее утро после того, как их с Уайетом представили друг другу во второй раз за коктейлями на пришвартованной здесь яхте Морганов. Уайет стоял на носу, за ним, вдалеке, цепочкой огней вырисовывался далекий мост Окичоби. Корнелия не могла оторвать от Уайета глаз. Аристократ до кончиков ногтей, хоть и в джинсах и белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. “Мы будем идеально смотреться вместе”, — сразу же подумала она. Весь вечер она кокетничала с его лучшим другом Трипом Питерсом и чувствовала на себе взгляд Уайета. Через месяц он пригласил ее в ресторан “Пер Сэ” (это бы случилось раньше, если бы не его бесконечные сафари), а после ужина они поехали в бар “Сошиалиста”. Так они начали встречаться.