Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - [31]

В декабре 1829 года владыка Филарет направляет письмо своему питомцу архимандриту Макарию (Глухареву), начавшему миссионерскую деятельность на Алтае, с советом «употребить осмотрительность и осторожность» в деле просвещения инородцев.

Сам он в высшей степени был осмотрителен и осторожен, внимательнейше обдумывая рассматриваемые дела и свои решения. Но случалось, и митрополит не мог удержать горячность и пылкость своего характера.

А.С. Пушкин

Так, в январе 1830 года на одном из вечеров у князя С.М. Голицына приехавшая из Петербурга Елизавета Михайловна Хитрово, дочь фельдмаршала М.И. Кутузова, прочитала недавно опубликованные в альманахе «Северные цветы» стансы А. С. Пушкина «Дар напрасный, дар случайный…». Владыка поразился силе отчаяния, прозвучавшего в стихах поэта, масштабы таланта которого он сознавал, и лишился покоя. По приезде на Подворье он взялся за перо и написал свой ответ:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана;

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал;

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, Забвенный мною!

Просияй сквозь сумрак дум,

И созиждется Тобою

Сердце чисто, светел ум[8].

Поэт был поражен, получив стихотворное послание от князя Церкви. Пушкин по достоинству ценил значение митрополита Филарета в русской жизни, не мог не сознавать и вклад Филарета в формирование самого русского языка. В стихотворном послании митрополита не было ничего нарочито нравоучительного, то был искренний голос друга, на который поэт не мог не откликнуться. 19 января Пушкин пишет новые «Стансы» и публикует их 12 февраля в «Литературной газете». Имя Филарета в печати не появилось, но многие знали, к кому обращены стихи:

В часы забав иль праздной скуки,

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе Серафима

В священном ужасе поэт[9].

Митрополит Филарет работал без выходных дней. Он был неутомим, что поражало окружающих. Он помнил все и был внимателен к каждому делу, что заставляло всех подвластных ему стараться. Он был крайне требователен, меряя всех по высокой мерке, что не всем нравилось.

30 мая 1830 года он получил письмо от ректора Московской духовной академии архимандрита Поликарпа (Гайтанникова), известного ему как очень талантливый богослов, но весьма посредственный администратор. Содержание присланных при письме студенческих сочинений огорчило владыку и подтвердило его мнение об отце ректоре. Тон филаретовского ответного письма оказался жестким: «…Правление академии имеет объявить отцу ректору, что сочинения, два года готовимые, без окончания представлять неприлично и цензуровать неоконченные неудобно. Рассуждение о мученичестве занимает 124 страницы в четверть листа, кроме того, что в нем еще недостает по предположенному плану пятой части; вступление оканчивается на 16-й странице, а первая часть исследования составляет 5 страниц. Сей материальный счет уже доказывает, что сочинитель погрешает против самых известных правил сочинения. Кто слыхал вступление академической речи с лишком в 15 страниц? Слушатель будет измучен вступлением и потеряет внимание в начале бесконечного рассуждения. Отец ректор допустил сие в явную противность как правилам науки, так и особенному предложению, данному мною при окончании прошедшего академического курса, чтобы не утвердившимся в силе и искусстве соображения не позволять пускаться на сочинения обширные, но занимать их краткими, в меру их силы соображения…».

Заменить ректора!.. Митрополит решил это для себя, но открытие своего решения отложил на будущее время.

Та же степень требовательности видна и в письмах святителя, в которых ощутимы также чуткость и деликатность. В ответ на просьбу архиепископа Екатеринославского Гавриила (Розанова) сказать свое мнение о его проповеди, предназначенной к публикации, пишет: «Если я не скажу Вам правду, кто скажет?.. Что за проповедь в 70 страниц? Кто мог ее выслушать? А если это несколько проповедей, то зачем обманывать православный народ и называть одною?.. “Это также есть вещество понятия, или, по крайней мере, за умственное вещество умственно приемлется”. Помилуйте, что тут поймет народ?.. “Тит и Тимофей рукоположены от Павла обратно же” – как обратно? И Павел рукоположен от них? “Обратно” не значит “преемственно” или “далее по преемству”. “Обличай со всяким повелением. Не то же ли сие есть, как и вяжи и разрешай?". Не то, совсем не то… Не стану более затруднять Вас. Подумаем, возлюбленный брат, понятно ли, полезно ли учим, ведем ли на путь подчиненных учителей или сбиваем с пути, если, следуя примеру архиерея, начнут играть словом Священного Писания, как вздумается? Смирим свой помысел, уменьшим доверие к себе, испытаем свое дело, прежде нежели оно пойдет в народ. Советую сие Вам, как себе, и себе, как Вам. Очень рад буду, если будете отвечать мне столь же откровенным советом, а не гневом. Если же и прогневаетесь, мне сие не помешает быть с искреннею к Вам любовию…».