Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - [28]

Но в пределах Российской империи дела шли своим чередом. Спокойное течение московской жизни было нарушено осенью 1830 года, когда до старой столицы с юга дошла страшная болезнь – эпидемия холеры. Надежные способы ее лечения в то время еще не были известны, а меры борьбы – примитивны: оцепление мест, где обнаружилась болезнь, устройство карантинов для проезжающих, окуривание их и их вещей дымом костров. В начале сентября отметили первые случаи заболевания холерой, а с каждым следующим днем все возрастало число смертельных исходов болезни.

В Москве возникла паника. Выезд из города закрыли. «Мрачные толпы народа стояли на перекрестках, – вспоминал А. И. Герцен, – и толковали об отравителях; кареты, возившие больных, шагом двигались, сопровождаемые полицейскими…» По призыву князя Д.В. Голицына составился комитет из богатых помещиков и купцов. В несколько дней было открыто двадцать больниц на пожертвованные деньги. Купцы давали даром все нужное: одеяло, белье, теплую одежду. Учащихся гимназий и университета распустили по домам, но студенты-медики добровольно пошли работать в больницы. Многие лавки и рынки закрылись. Привычная светская жизнь замерла. Большинство москвичей заперлось в своих домах, с ужасом поглядывая в окна: не едет ли там страшная повозка с телами умерших?

Митрополит Филарет поначалу выказывал спокойствие и по обыкновению в проповеди осмыслял происходящее. 18 сентября на освящении храма святого Василия Великого на Тверской улице он произнес слово, в котором сказал: «Царь Давид впал в искушение тщеславия, хотел показать силу своего царства и повелел исчислить всех способных носить оружие… Еще не кончилось исчисление народа, как царь почувствовал в совести своей обличение греха и страх наказания от Бога. В самом деле явился пророк и по повелению Божию предложил Давиду на выбор одно из трех наказаний: войну, голод, мор… Открылось наказание греха, и совершилось покаяние Давида… Отложим гордость, тщеславие и самонадеяние. Возбудим веру нашу. Утвердимся в надежде на Бога и на имя Иисуса Христа, Ходатая Бога и человеков, Спасителя грешных и погибающих. Исторгнем из сердец наших корень зол – сребролюбие. Возрастим милостыню, правду, человеколюбие…».

Вероятно, митрополит имел в виду столько же Императора Николая Павловича, сколько и каждого из молящихся, ибо всякий из них был «царем» в своем доме и мало кто мог удержаться от греховных страстей тщеславия и сребролюбия. Проповедь быстро стала известна в Зимнем дворце. Самолюбивому Николаю Павловичу подсказали, что оппозиционный митрополит Московский обвиняет его как причину массового бедствия. И царь очень обиделся.

Не зная о том, митрополит Филарет занимался текущими вопросами. 20 сентября он издал предписание правлению Московской духовной академии и духовной семинарии принять необходимые меры к охранению от болезни. 25 сентября по его благословению во всех московских церквах были отслужены молебны о избавлении от холеры. Сам владыка отслужил молебен в Успенском соборе и принял участие в крестном ходе вокруг Кремля. Но число заболевших выросло до многих сотен, каждый день умирало несколько десятков человек и в роскошных дворцах, и в бедных домишках. Угроза смерти нависла над каждым. 26 сентября владыка Филарет направил предписание о мерах осторожности в московских монастырях.

Николай Павлович пригласил его приехать в столицу, но митрополит отказался. «Я отложил путь в Петербург, чтобы умирать со своими», – написал он архимандриту Афанасию в Лавру. Матери в Коломну написал помягче: «В Петербург ехать я отложил, почитая долгом в сомнительное время быть у своего места». В это время от холеры умерли брат государя великий князь Константин Павлович, фельдмаршал И. И. Дибич и многие еще…

А поздно вечером 28 сентября Император неожиданно для всех прибыл в Москву. Утром 29 сентября он появился в Иверской часовне, а затем в сопровождении несметной толпы народа отправился в Кремлевский дворец. На ступенях Успенского собора его встретил митрополит Филарет со словами: «Благословен грядый на спасение града сего… Цари обыкновенно любят являться царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как царь подвигов, чтобы опасности с народом твоим разделять, чтобы трудности препобеждать».

Думается, митрополит верно оценил смелый порыв государя, пожелавшего быть со своими подданными в минуту реальной опасности. Но, в свою очередь, и Император Николай Павлович не мог не понять искренности своего верноподданного, высокопреосвященного Филарета, дерзавшего открыто поучать царей и не таившего камня за пазухой.

3 октября, в день святителей Московских, в Успенском соборе владыка Филарет произносит проповедь, в которой утверждает: благочестивейший государь наш «не причиною нашего бедствия, как некогда был первою причиною бедствия Иерусалима и Израиля Давид (хотя, конечно, по грехам и всего народа), однако с Давидовым самопожертвованием приемлет он участие в нашем бедствии». Это явно вынужденное самооправдание, но каков его характер? В нем служитель Церкви вновь позволяет себе судить царя.