Светлые крылья для темного стража - [30]

— Ох-ох… Горе какое! И что делать-то с хозяйкой, если она повторит путь той, первой? А ты давай, не упрямься, оттирайся!

— Эй, хватит болтать с чайником! Подойди сюда! — позвала его Ирка.

Антигон подошел. Чайник он волочил за собой.

— Хватит темнить! Может, скажешь, кто эта первая? Это о ней Фулона запретила говорить Ламине, не так ли?.. Говори, не думай, что у тебя получится отвертеться!

* * *

Эдя закончил работу поздно вечером. Когда он вышел из бывшего бомбоубежища, давно сгустились сумерки. Добраться до метро Эдя не успел. Едва он отошел на дюжину шагов, как в бок ему уткнулось что-то твердое.

— Шевельнешься — труп! Гони бумажник! Живо! — прошипел кто-то ему в ухо.

Сердце у Эди пропустило два такта, а после, с лихвой наверстав, заколотилось как бешеное. Эдя скосил глаза и увидел высокого мужчину, закрывшего лицо воротником. «Наркоман!» — решил Хаврон.

— Не оборачивайся! Гони бумажник! У меня ствол! — вновь просипел голос.

— У меня нет бумажника. Деньги я храню в кармане, — сказал Хаврон.

Сколько именно денег он хранит в кармане, Эдя решил не уточнять. Тогда наркоман пристрелил бы его исключительно от обиды.

— Доставай! Ну!

Выигрывая время, Эдя полез в карман, однако не успел он ничего нашарить, как наркоман вскинул руку с пистолетом на уровень головы и нажал на курок. Щелк! Эдя увидел веселый синий огонек.

— Пук! Ты убит! — сказали Эде.

«Зажигалка!» — понял Хаврон.

Мужчина расхохотался, опустил воротник, и Эдя узнал своего знакомого Грошикова. Когда-то Грошиков работал мойщиком посуды в том же кафе, что и Хаврон, но довольно скоро поливать тарелки душем и играть в раковине в сельскую запруду ему надоело, и он занялся «впариванием». Ходил по улице с чемоданчиком, в котором лежали отвертки со встроенным фонариком, и «впаривал» их прохожим. Когда отвертки перестали брать, перешел на рулетки, про которые рассказывал, что на них помимо всего прочего можно спускаться с балкона. Предлагал покупателям проверить, но желающих было мало.

— Давай сюда! — мрачно сказал Эдя, протягивая руку.

Пожав плечами, Грошиков сунул ему пистолет.

— Жаль, у меня не было фотоаппарата! Видел бы ты свою рожу! Перетрусил? Ну признайся! — заявил он.

Эдя в ответ сердито щелкнул на него зажигалкой.

Он вспомнил, что одно время они с Грошиковым были если не друзьями, то хорошими приятелями. Однажды Грошиков впутался в неприятную историю с невозвращенным долгом и, скрываясь, две недели прожил у Эди, надоедая ему и Зозо рассказами о своих бесконечных победах на амурном фронте. Вдобавок он имел привычку по утрам сбрызгивать дезодорантом носки, уверяя, что это делает его неотразимым для женщин.

Про всех женщин судить сложно, но Зозо от Грошикова буквально тошнило. А когда Эдя в свойственной ему откровенной манере поинтересовался у сестры, не влюбилась ли она, Зозо его чуть не убила. «От ненависти до любви — один шаг. Но от тошноты до любви — сто лет на бегемоте», — сказала она.

Когда им в конце концов удалось избавиться от Грошикова, и Эдя, и Зозо были несказанно счастливы. После того случая Грошиков надолго пропал и появился только сейчас.

Эдю удивило, как резко изменился его приятель. Лицо обрюзгло и похудело. Возле рта по краям губ обозначились обвисшие мешочки. А ведь прежде красавчик был конфетный. Эдакий пастушок Вася с ромашкой и дудочкой. Кстати, звали Грошикова именно так — Вася. Только теперь от Васи и дудочки не осталось.

— Чем занимаешься? Все официантишь? — снисходительно поинтересовался он у Эди.

— Ага!

Грошиков невнимательно кивнул. Заметно было, что встретил он Эдю случайно и шутку с зажигалкой выкинул тоже случайно, зато теперь его сверлит некая мысль. От этой мысли он едва ли не облизывался.

— А жизнью как, доволен? — спросил он, быстро взглянув на Эдю.

— Все в шоколаде! — сказал Хаврон, не любивший жаловаться.

Грошикова ответ не удовлетворил.

— Что, все в шоколаде? И зарплата? И карьера? Лучше не бывает?

— Карьера прямо закачаешься. Кабинет в небоскребе, — серьезно подтвердил Хаврон, оглянувшись на бомбоубежище.

— А женщины?

— Вообще блеск! Влюбляются все поголовно, особенно когда узнают, что старый холостяк. Слишком назойливых приходится травить дустом. Три пшика в чай — и ночные телефонные звонки прекращаются, — заверил Эдя.

Грошиков с сомнением моргнул.

— Что, и пузо не мешает? — спросил он.

— Где ты видел пузо? Просто слишком много пивных углеводов поспешило разом превратиться в мышцы брюшного пресса, — обиделся Хаврон.

Грошиков поморщился.

— Слушай, я серьезно… Шуточки шуточками, но доволен ты жизнью или не доволен?

— Ну не особо. И дальше что? — огрызнулся Эдя, не любивший, когда его прижимают к стене.

— Значит, не доволен?

Получив требуемый ответ, Грошиков просиял, и улыбка на секунду превратила его в прежнего пастушка.

— Это хорошо, что ты все осознаешь! Осознать, что ты в тупике, что дальнейшего роста нет, — это первый важный шаг. Второй шаг — захотеть все изменить. Ну а третий шаг — изменить. Ты ведь хочешь все изменить?

Эдя осторожно пробормотал, что хочет. Грошиков даже подпрыгнул от энтузиазма.

— Слушай, брат! Тогда если хочешь, могу порекомендовать. Есть у меня отличный мужик! — сказал он.