Светлячок - [3]

После находки прошли месяцы, и лишь тогда его осенило.

Почему он не додумался сразу? Вот не додумался. Когда пришла эта мысль?

Селигман замедлил торопливые шаги и попытался припомнить, как это было. Ну да, тогда он как раз вошел в компьютерный зал корабля. Впервые увидев корабль, он попробовал добыть какие-нибудь детали для вертолета, но у такой громадины и составные части были соответствующие, для небольшой машины ничего не подходило. И он бросил корабль. Что в нем проку?

Следующие недели, помнится, были особенно тягостными. Угнетала не просто пустота и бессмысленность единоличного владения миром: то, что мучило его эти недели, было за гранью сознания.

Потом вдруг обнаружилось, что его необъяснимо тянет к кораблю. По самодельной лесенке он поднялся в аппаратную и огляделся, как несколько недель назад. Ничего. Все тот же слой пыли, огромный прямоугольный иллюминатор исчерчен полосами дождя и грязи, на подлокотнике кресла пилота все так же, точно крошечная палатка, перевернут какой-то справочник.

И тут он заметил дверь в компьютерный зал. В прошлый раз проглядел: не терпелось добраться до машинного отделения. Дверь была приоткрыта, а от толчка бесшумно отворилась. Над перфоратором лежал человек, полуразложившийся палец все еще тянулся к кнопке табулятора. От чего он умер? Шок? Асфиксия? Нет, не может быть, выглядит совершенно нормально, лицо не посинело, не искажено.

Селигман осторожно наклонился — посмотреть, что выдала машина. Подтверждение маршрута.

БОРТ 7725, РАСЧЕТНОЕ ВРЕМЯ ОТПРАВЛЕНИЯ 0500 7/22 ЗЕМЛЯ, РАСЧЕТНОЕ ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ 0930 11/5ПРОКСИМАП.

К несчастью для оператора, время отправления безнадежно просрочено.

Прежде чем выйти из комнаты, Селигман заглянул в глаза мертвеца. Взгляд его казался совершенно безмятежным. От этого стало как-то не по себе. Почему он не волновался? Почему его не заботило, долетит ли корабль до Проксимы II? Достигнув ее впервые, люди восприняли это как чудо, как величайшее достижение человеческого разума. Неужели настолько пресытились, что такое событие стало рядовым?

Так он им напомнит, что это — событие.

В тот день он ушел с корабля, но ему суждено было вернуться. Селигман возвращался много, много раз.

Вот и сейчас, испуская сияние, он пробирался по залитой лунным светом мертвой земле к летному полю, где ждал корабль. Теперь он знал, почему тогда, два года назад, вернулся. Это было ясно и, в каком-то смысле, неизбежно.

Если бы только он не стал таким… таким… Трудно подобрать слово.

Если бы только он так не изменился.

Хотя, пожалуй, не совсем так. Не осталось больше никого, некого было назвать «нормальным», не с кем сравнивать. Не осталось не только людей вообще никаких форм жизни. Лишь пронизывающий ветер рыскал среди ржавеющих обломков прошлого, тревожа мертвое безмолвие.

— Урод! — проговорил Селигман.

И тут же мозг захлестнули, почти одновременно, две волны: и мстительность, и какая-то покорность, круто замешанные на жалости к себе, на безнадежности и ненависти.

— Это они виноваты! — вскричал он, дойдя до груды покореженных обломков кирпичной кладки.

Дорога была знакома — сколько по ней хожено.

В голове вертелось другое.

В поисках пристанища, стремясь покинуть дом предков, люди достигли звезд. Те, для кого космос был желанней одной-единственной планеты, покинули ее, сгинули в неведомых мирах, переступив Предел, из-за которого не возвращаются. Путь Туда — это годы и годы. Возвращение немыслимо, само Время вынесло вердикт: «Идите, если так нужно, но назад не оглядывайтесь».

И они ушли, оставив Землю безумцам. Покинули клубящуюся паром Венеру, оставили позади песчаные бури Марса, льды Плутона, выжженный солнцем Меркурий. На планетах Солнечной системы больше не было людей. Кроме Земли, конечно.

А они были слишком заняты бросанием друг в друга всякой гадости, чтобы думать о звездах.

Те, кто не умел по-другому, остались воевать. Это из них получаются аттилы, Чингисханы, гитлеры. Это они нажимают кнопки и запускают ракеты, чтобы те гонялись друг за другом по небесам, сбивали друг друга на лету, взрывали, выжигали, покрывали воронками, перемалывали, корежили землю. Еще оставались маленькие люди, которым не хватило сил сопротивляться, как не хватило сил взглянуть в ночное небо.

Они и погубили Землю.

А теперь не осталось никого. Ни одного из людей. Только Селигман. И он светился.

— Это они виноваты! — снова крикнул он, и звук растаял в ночи.

Воспоминания несли его сквозь годы, назад, к последним дням того, чему суждено было стать Последней Войной, потому что после уже не осталось с кем сражаться. Снова он очутился в стерильно-белом кабинете, увидел исследовательское оборудование, стрелки приборов, что-то бормочущих ученых. Здесь работали над ним и его группой.

Они должны были стать последним средством. Неуязвимые люди: новая порода солдат, способных выжить в горниле бомбежек, пройти сквозь радиоактивное чистилище, идти в атаку там, где обычные люди давно бы погибли.

Селигман шел по развалинам, фантастический отблеск ложился на исковерканный металл и пластик. На мгновение он остановился, глядя на разрушенную взрывом ограду; на одном проржавевшем гвозде болталась табличка: