Светлое будущее - [16]
Эта минута перевернула всю мою жизнь.
Потом я задумывался не раз над тем, почему нас тогда отпустили домой. Конечно, тут можно только гадать по поводу конкретности отдельных распоряжений. Но суть дела мне теперь ясна: им уже некого было сажать!!! В той группе задержанных, в которой я тогда оказался, было два лауреата Сталинской премии, один Герой Советского Союза, известный писатель — сталинский по-донок, четыре полковника и т. п. Режим массовых репрессий рухнул также и по той причине, что репрессии теперь могли обрушиться только на ту часть населения, которая сама была оплотом, телом, исполнителем, истолкователем, апологетом и т. п. самого режима массового террора. Костер сталинизма потух не потому, что руководители партии и государства решили его потушить, а потому, что дотла сгорело все топливо, до сих пор поддерживавшее его. Гореть было больше уже нечему.
— Кто автор? — спросил я.
— Это же Забелин, — ответила Ленка.
— Где достала книгу? — спросил я.
— У Боба, — ответила Ленка. — Его отец получает такие книги для служебного пользования. Да ты не бойся, ее уже половина города прочитала.
— Пусть половина города читает что ей заблагорассудится, — сказал я. — Но тебя попрошу в дом такие книги не приносить. Из-за этого могут быть большие неприятности. Слушай радио, а книги не носи. Это — вещественное доказательство, понимаешь?! Ты же не маленькая, пора научиться быть осторожной.
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
После той встречи с товарищами Оттуда я имел беседу с Антоном.
— Послушай, Антон. Мы с тобой знакомы много лет и хорошо понимаем друг друга. Есть у меня, понимаешь, такое ощущение, ты написал книгу. Не может быть, чтобы такой человек, как ты, с такими принципами и так много думавший над нашими проблемами, не записал итоги своих размышлений. А раз ты книгу написал, ты будешь ее печатать во что бы то ни стало. Так?
— Допустим, так.
— Скажи откровенно, ты уже предпринимал попытки напечатать книгу Там?
-Да.
— И что?
— Пока безрезультатно. Те западные издательства, в которых я хотел бы напечатать книгу, находятся под контролем тех или иных групп русских эмигрантов. Они отказались печатать, поскольку моя концепция им никак не подходит. Типично русское явление, кстати сказать, — нетерпимость к инакомыслящим.
— Скорее, типично советское.
— Конечно. А печататься в известных тебе издательствах, явно антисоветских, я пока не хочу. Это — на крайний случай. Там — пожалуйста. За три месяца из-дадут.
— У меня есть одна идея. Я знаю одно очень приличное новое издательство, которое, пожалуй, сможет напечатать твою работу. Когда мы были в Париже, представитель этого издательства предлагал издать там мою книгу, если я захочу. Я, конечно, не захотел. Мне это ни к чему. Я вспомнил об этом потому, что этот человек сейчас в Москве. Если хочешь... Но будь, пожалуйста, осторожен... Сам понимаешь...
— Спасибо. Я, конечно, воспользуюсь твоим советом. Я об этом издательстве кое-что слышал. Но я не думал, что оно печатает такие работы.
— Я не говорю, что оно печатает такие работы. Я говорю, что это возможно. Ведь ты, надеюсь, написал вполне академический труд, а не какую-нибудь вшивую антисоветскую болтовню.
— Я не антисоветчик. Я в политику вообще не лезу.
— Значит, дело твое может выгореть. Попробуй! Через несколько дней Антон принес пару бутылок
вина, и мы отметили начало «дела». Я посоветовал Антону не трепаться об этом «деле» ни с кем. Попросил также перед выходом книги уйти из отдела в другое место.
— Иначе ты крупно подведешь нас всех. Нас разгромят тогда самым беспощадным образом.
МОЕ НАЧАЛО ЭПОХИ
А что могу вспомнить я о тех временах? Я тогда уже был в лекторской группе горкома. И нас провели попрощаться со Сталиным без всякой давки. С Васькиным мы тогда были друзьями. Васькин говорил, что теперь одна надежда — на Мао. Меня больше тянуло в сторону Тольятти. Но в оценке Сталина мы были единодушны. Он напечатал в «Коммунисте» статью по работе Сталина «Экономические проблемы социализма», а я напечатал серию статей по работе «Марксизм и вопросы языкознания». Расхождения у нас начались несколько позже, после доклада Хрущева.
Доклад Хрущева был для меня полной неожиданностью, хотя я и был вхож в коридоры ЦК, хотя симптомы приближения такого рода события ощущались явственно. Так, разрешили не ссылаться на работы Сталина, а на инструктаже лекторской группы нам прямо не рекомендовали не делать ссылок на Сталина. Думаю, что высшее руководство имело намерение осуществить десталинизацию постепенно. А впрочем, кто их там знает! Васькин тогда говорил мне, что в руководстве нет и не может быть единства, что какая-то часть (и это ясно, какая именно) будет стремиться сохранить статус-кво, а другая использует критику Сталина как средство в борьбе за власть, что эта борьба отражает процессы в стране, но не прямо и не буквально, а через серию опосредствующих звеньев. Но я не принимал это всерьез. А когда потом произошло именно так, как он предсказывал, я забыл о его предсказаниях. Мне стало казаться, что я и сам все знал и понимал до этого. Но это все — дело прошлое. Пусть историки копаются в этом навозе. Мое начало сильно отстало от начала эпохи. После доклада Хрущева в ЦК собрали закрытое совещание ведущих идеологических работников. Митрофан Лукич, председательствовавший на совещании (он начал тогда выходить в самые верхи), прямо сказал нам, что Сталин вульгаризировал марксизм-ленинизм, призвал развивать, двигать, поднимать на новую ступень, обещал выдвигать молодые и талантливые кадры. Это уже непосредственно касалось меня. Через неделю меня назначили заведующим сектором в нашем институте (отдела тогда не было, отдел я потом создавал сам). Потом была докторская диссертаця. Квартира. Статьи. Книги. Комиссии. Редакции. За-граничные поездки. Это все было потом. И я все это принимал как должное. И, сравнивая свое положение с положением заграничных профессоров, считал свой образ жизни нищенским и подневольным. И мог даже об этом говорить вслух. Время наступило такое! Все говорили так! Даже Васькин.
Эту книгу с полным правом можно назвать введением в теорию современного западного общества (ее развитием стали труды «Глобальный человейник», «На пути к сверхобществу», «Логическая социология»). Исследование представляет собой применение разработанной автором книги логики и методологии социальной науки к исследованию феномена, который он характеризует как западнизм. Этим термином А.А. Зиновьев (1922–2006) обозначает не совокупность определенных стран, которые принято называть западными, а тот социальный строй, который сложился в них во второй половине ХХ века.
Александр Зиновьев - ученый, мыслитель, художник, поэт, автор пророческих "Зияющих высот", впервые опубликованных в Швейцарии в 1976 году. Этот "социологический", по словам писателя, роман, хлестко и беспощадно обличающий пороки советского общества, принес ему ошеломляющую, сенсационную известность. Яркая, искренняя, совершенно "особенная" книга, соединившая в себе и научный трактат, и незаурядное литературное произведение, почти сразу была переведена более чем на двадцать иностранных языков.
В книге рассматривается превращение общества «западоидов» (термин Зиновьева) в один глобальный «человейник». Как изменится жизнь людей, их жизненные установки, их взаимоотношения друг с другом и окружающим миром.Книга о будущем, в которой в первую очередь говорится не об изменении технического аспекта, а о изменении аспекта социального.
В книге выдающегося русского ученого, мыслителя А.А. Зиновьева (1922–2006) дано систематизированное изложение методологических и логических основ его социологической теории. В работе формулируются категории и принципы разработанной им методологии, обеспечивающей научную достоверность и логическую строгость социологических исследований, вводятся базовые понятия его социологии, выявляются законы функционирования и развития социальных объектов и социальных систем. На этой основе строятся теории двух реально возникших в современной истории направлений, типов эволюции человечества – теория коммунизма и теория западнизма.
Зиновьев Александр Александрович — известный русский литератор и философ, в недавнем прошлом диссидент, многие годы проживший на Западе, издавший там ряд книг, в которых подверг жесткой критике советский режим: «Зияющие высоты», «Коммунизм как реальность», «Кризис коммунизма», «Русская судьба», «Русский эксперимент». Там же в 70-е годы вышла и его книга о Сталине. Где автор повествует о своем, личном «сложном отношении» к великому вождю. Кратко ее содержание и смысл можно определить как «любовь-ненависть».
Мы публикуем полную расшифровку лекции философа, логика, социального мыслителя, профессора МГУ Александра Зиновьева, прочитанной 16 сентября 2005 года в клубе "Улица ОГИ" в рамках проекта “Публичные лекции “Полит.ру”.Александр Александрович Зиновьев – один из крупнейших отечественных мыслителей ХХ века, автор социальных бестселлеров "Зияющие высоты", "Homo Soveticus". Александр Зиновьев родился в 1922 году в Костромской области в многодетной крестьянской семье. В 1939 году поступил в московский Институт философии, литературы и истории.
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
В первую часть сборника «Синдром Черныша» вошли 23 рассказа Дмитрия Быкова — как публиковавшиеся ранее, так и совсем новые. К ним у автора шести романов и двух объемных литературных биографий отношение особое. Он полагает, что «написать хороший рассказ почти так же трудно, как прожить хорошую жизнь». И сравнивает свои рассказы со снами — «моими или чужими, иногда смешными, но чаще страшными». Во второй части сборника Д.Быков выступает в новой для себя ипостаси — драматурга. В пьесах, как и в других его литературных произведениях, сатира соседствует с лирикой, гротеск с реальностью, а острая актуальность — с философскими рассуждениями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Человек — верхушка пищевой цепи, венец эволюции. Мы совершенны. Мы создаем жизнь из ничего, мы убиваем за мгновение. У нас больше нет соперников на планете земля, нет естественных врагов. Лишь они — наши хозяева знают, что все не так. Они — Чувства.