Светлая и Темный - [16]

— Но почему? — удивилась я. — Это всего лишь камень…

За мягким ласковым смехом последовал поучительный ответ:

— Сафи, просто прими для себя и запомни! Хемвиль — часть тебя, когда ты созреешь как женщина, сможешь чувствовать его, и может быть, даже полюбишь…

— Как ты? — тихо спросила я.

Мама тоскливо посмотрела вдаль, словно всей душой желала улететь туда. На серебристых чешуйках, украшавших ее лоб и скулы, отразились красноватые отсветы заката, придавая ей таинственности и в тоже время — мрачности. Блестящие желтые глаза смотрели печально. Она обвела рукой все, что виделось с этой башни, и заговорила:

— Посмотри на окружающую красоту! Каждая драка — это источник силы, который питает землю энергией. От драки зависит, насколько богат и щедр этот источник. И чем больше ее любовь к своей земле и дому, тем плодороднее край, богаче жители и владельцы. Наши женщины — словно матери или возлюбленные для своих земель и замков. Благодаря нам веками стоят крепкими здания, в год собирают несколько урожаев. Вспомни, ведь не зря же из человеческих королевств к нам стекаются новые вилланы, желающие жить здесь, растить своих детей в довольстве и сытости. Приграничье — благодатный край для земледельцев и ремесленников…

— А ты любишь Хемвиль? — совсем тихо спросила я.

— Нет, но ради тебя я отдаю ему причитающееся! Не бойся, тебе достанется хорошее наследство.

— А почему не любишь? — Я обняла тонкую талию матери, прижимаясь к ней.

— Когда повзрослеешь, ты поймешь почему. — Леди Амалия тяжело вздохнула. — Просто… к земле драку, не рожденную на ней, может привязать либо любовь к ее владельцу, либо брачный союз, связанный кровью, через детей. Поэтому будь осторожна со своими чувствами.

— Я знаю, ты не любишь папу! — запальчиво буркнула я, уткнувшись лбом маме в живот.

Ладони леди Амалии легли мне на голову и привычно погладили, зарываясь в волосы.

— Он заставил меня выйти за него замуж. Я любила другого мужчину, но права выбора мне не дали… — в ее глухом голосе звучала застарелая обида.

— Мамочка, но зачем же заставлять? Разве можно заставить любить? — удивилась я.

— Чистокровных драк все меньше, а желающих иметь процветающее богатое хозяйство все больше. У людей периодически случаются то войны, то голод, а урожайные поля и тучная скотина в наших приграничных землях вызывают зависть… Мы чаще смешиваемся с людьми, и женщины, рожденные от таких союзов, теряют способность влиять на землю. Твой отец… — Амалия снова тяжело вздохнула, подбирая слова. — Хемвиль после набега стоял разоренный, твои бабушка и дедушка погибли. Калем тогда служил правителю соседнего королевства и по возвращении пришел в ярость. Бедным он быть не привык и не желал оставаться таковым. Мужчины драки «пустые», источники в женщинах, и чтобы восстановить этот замок и землю, нужна была сильная хозяйка, чистокровная… Другие свободные драки принадлежали крепким семьям и надежно охранялись, а я… а меня просто выкрали и вопреки воле привязали к Хемвилю.

— Мамочка, я тебя очень — очень люблю! За всех сразу… — шепнула я, стискивая ручками мамину талию.

— Я знаю, свет мой. И потому спасла поместье от разорения и… — она оборвала себя на полуслове, а затем сменила тему. — Посмотри, — снова обвела рукой вокруг, — все это твое до самого горизонта!

— Пока еще мое! — прозвучал за нашими спинами грозный голос отца. — Хемвиль вряд ли достанется Сафире!

— Почему? — вкрадчиво прошипела леди Амалия, пряча меня за спину.

— Потому что следующим наследником станет восемнадцатый лорд Дернейский, а не девчонка.

— А Сафира как же? — тихо, с угрозой спросила мама. — Или продашь подороже, как свою тетку?

— Не тебе решать, Амалия! — злобно рыкнул отец. — Твоя обязанность — родить мне наследника!

— Этого не будет никогда! Судьбу моей дочери я не позволю испоганить! — гордо заявила леди Амалия

— Сафира, иди к себе! — в гневе приказал лорд Калем.

Мама подтолкнула меня к лестнице, хоть я и сопротивлялась, и ласково шепнула на ухо:

— Иди, малышка, я позабочусь обо всем.

Спускаясь вниз по лестнице, я оглянулась. Ветер трепал подол желтого маминого платья, казалось, что она бьется, словно птица, и никак не может взлететь. В тот день я в последний раз ощутила тепло, ласку и любовь. И главное — видела мамочку живой! Но она сдержала слово: позаботилась о том, чтобы Хемвиль стал только моим. Пусть и жестоко!

* * *

Я проснулась, когда свет уже не проникал сквозь щель в ставнях. За окном, надо полагать, вечер, потому что свечи еще горят. Брови уснувшей рядом Ноэль даже во сне были тревожно сведены к переносице. Укрыв подопечную одеялом, погладила ее по русой голове. Бедные, бедные девочки Сафира и Ноэль! Сколько же им пришлось пережить в этом мире?! А главное — что еще предстоит пережить самой?

Тяжело вздохнув, тут же ощутила, как болезненно напрягаются мышцы вокруг раны, села, а затем, осторожно спустившись с кровати, побрела к стоявшему в углу ночному горшку. Пока устраивалась на нем, поняла, что из‑за ранения за две недели вынужденного покоя это тело пришло в плачевное состояние. Я буквально по стене сползала на чертов средневековый туалет. Не — ет, в таком калечном состоянии в суровом мире выжить нельзя. Надо приводить себя в порядок! С момента как очнулась, я, наконец, полностью освоилась с новообретенным телом. Еще бы память прежней хозяйки научиться контролировать, взывая к ее закромам исключительно по необходимости, а то пока получается только отключаться.