Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой - [7]

…Помню сатирические журналы того времени. На красном фоне революционного пожара зеленые уши «нетопыря». Это меня просто оскорбляло. Я любила старческое лицо Победоносцева с умными и ласковыми глазами в очках, со складками сухой и морщинистой кожи под подбородком. Но изображать его в виде «нетопыря» с зелеными ушами – это была в моих представлениях явная клевета. Но это все лежало в области теории и внутренних переживаний, о которых я рассказывала только отцу.

Елизавета Юрьевна вспоминала, как ее отец однажды уезжал в Симферополь. Семья провожала его на пристани. Там же случайно оказался ялтинский исправник Гвоздевич. Видимо, желая зло подшутить над Юрием Дмитриевичем, который уже прослыл чуть ли не революционером, Гвоздевич дождался, когда пароход начал отчаливать, и крикнул: забыл, мол, раньше сказать, а сейчас в Никитском училище должен быть обыск и, наверное, некоторые аресты. Юрий Дмитриевич беспомощно разводил руками на отчаливающем пароходе. Он знал, что у его учеников не все благополучно в смысле «благонадежности» и что он как юрист, как директор должен быть во время обыска в Никитском. Увидев его беспомощный жест, Лиза сразу решила принять участие в этом деле. Прямо с пристани она направилась в гостиницу, принадлежавшую отцу ее подруги-одноклассницы, по телефону вызвала кого-то из учеников и сообщила все слышанное.

Обыск в училище и на самом деле состоялся. Но до того времени, как сюда успел прибыть Гвоздевич, в училище топились все печи и предосудительного ничего найдено не было!

Лиза уже и в те ранние годы следовала своему главному принципу: она помогала тем, кто в этом остро нуждался…

Примерно в это время состоялась ее решающая встреча со взрослым другом, ангелом-хранителем ее детства.

...

Я решила выяснить все свои сомнения у самого Победоносцева. Помню, с каким волнением я шла к нему!

Тот же ласковый взгляд, тот же засаленный сюртук, тот же интерес к моим интересам. Мне казалось, что одно мгновение, и вопрос будет решен в пользу Константина Петровича.

– Константин Петрович, мне надо поговорить с Вами серьезно, наедине.

Он не удивился, повел меня в свой кабинет, запер дверь.

– В чем дело?

Как объяснить ему, в чем дело? Надо одним словом все сказать и в одном слове получить ответ на все. Я сидела против него в глубоком кресле. Он пристально и ласково смотрел на меня в свои большие очки.

– Константин Петрович, что есть истина?

Вопрос был пилатовский. Но в нем действительно все сказано, и в одном слове хотелось так же получить ответ. Победоносцев понял, сколько вопросов покрыто им, понял все, что делается у меня в душе. Он усмехнулся и ответил ровным голосом:

– Милый мой друг Лизанька! Истина в ЛЮБВИ, конечно. Но многие думают, что истина в любви к дальнему. Любовь к дальнему – не любовь. Если бы каждый любил своего ближнего, настоящего ближнего (!), находящегося действительно около него, то любовь к дальнему не была бы нужна. Так и в делах: дальние и большие дела – не дела вовсе. А настоящие дела – ближние, малые, незаметные. Подвиг всегда незаметен. Подвиг не в позе, а в самопожертвовании, в скромности…

Я тогда решила, что Победоносцев экзамена не выдержал и были правы те, кто смотрел на него издали. Он сам, видимо, тоже почувствовал, что в наших отношениях что-то порвалось. Это была наша последняя встреча…

Как бы то ни было, в этой душевной борьбе Лизе пришлось выбирать между мнением «всего русского народа» и своей любовью:

...

За то, что русский народ ошибался и я была права, говорила мне дружба с Константином Петровичем, возможность наблюдать непосредственно. А против этого было то, что не может же весь русский народ ошибаться, а я одна только знаю правду, и это сомнение было неразрешимо теоретически.

Так, несколько туманно, спустя многие годы подвела она итог происходившего в далеком отрочестве.

Разумеется, ее разрыв с Победоносцевым, отмечают биографы, произошел не из-за этого. Лизе, вероятно, показалось, что его концепция любви к ближнему недостаточно жертвенная, что в ней нет места настоящему подвигу и состраданию народу. Только многие годы спустя она поймет правоту его высказывания!

Противопоставляя христианский гуманизм Достоевского взглядам Победоносцева, исследователь творчества великого русского писателя философ К. Н. Леонтьев утверждал:

...

Милосердие г. Победоносцева – это… именно та непритязательная любовь к «ближнему» – именно ближнему, к ближайшему, к встречному, к тому, кто под рукой, – милосердие к живому, реальному человеку, которого слезы мы видим, которого стоны и вздохи мы слышим, которому руку мы можем пожать действительно как брату в этот час… У г. Победоносцева нет и намека на собирательное и отвлеченное человечество, которого многообразные желания… мы и представить себе не можем…

По мнению историков, дружба с обер-прокурором Синода, виднейшим консервативным русским мыслителем конца XIX – начала XX века, была удивительным и чрезвычайно значимым моментом в духовной биографии Лизы Пиленко.

После годичного пребывания на посту директора Никитского ботанического сада отца Лизы, Юрия Дмитриевича Пиленко, перевели на службу в Петербург, в Департамент земледелия. Это был стартовый год столыпинских реформ, направленность которых очень импонировала либеральному духу Юрия Дмитриевича. В мае 1906 года он привез своих детей в Петербург и устроил их в гимназии. Сам же возвратился в Анапу, чтобы завершить какие-то дела. Но произошло непредвиденное и самое страшное: 17 июля Юрий Дмитриевич, которому было всего 49 лет, скоропостижно скончался.