Свет в океане - [96]
В камеру Тома доносились крики с улицы: «Люси! Ау! Где ты?!» И тут же: «Грейс! Ау! Где ты?!»
Том — единственный заключенный — принялся громко звать:
— Сержант Наккей! Сержант!
Послышалось бряцание ключей, и появился констебль Линч.
— В чем дело?
— Что происходит? Там зовут Люси!
Подумав, Боб Линч решил, что заключенный имел право знать. Все равно он ничего не мог сделать.
— Девочка пропала.
— Когда? Как?
— Несколько часов назад. Судя по всему, сбежала.
— Боже милостивый! Да как это случилось?
— Понятия не имею.
— И что сейчас происходит?
— Ее ищут.
— Позвольте мне помочь! Я же не могу просто так сидеть и ничего не делать! — Линч ничего не ответил, но по выражению его лица и так все было ясно. — Господи Боже! Да куда я сбегу?!
— Я сообщу, если будут новости. Это все, что я могу для тебя сделать, приятель, — ответил констебль и ушел, снова звякнув ключами.
В темноте мысли Тома вернулись к Люси, такой непоседливой и любознательной. Она никогда не боялась темноты. Наверное, ему следовало научить ее осторожности, а он не сумел подготовить ее к жизни за пределами Януса. Потом ему пришла в голову другая мысль. А где Изабель? На что она могла решиться в таком состоянии? Он стал молиться, чтобы она не совершила какой-нибудь глупости.
Слава Богу, сейчас не зима! Вернон Наккей чувствовал, как с приближением полуночи воздух свежел. Девочка одета в хлопковое платье и сандалии и в январе вполне может пережить ночь. Будь сейчас август, она бы уже точно посинела от холода.
Продолжать поиски ночью не имело смысла. Солнце встанет чуть позже пяти. Пусть люди немного отдохнут: при дневном свете и со свежими силами толку от них будет больше.
Встретив Гарстоуна, он распорядился:
— Сообщи всем, что на ночь поиски прекращаются. А с первыми лучами солнца пусть все явятся к полицейскому участку и мы продолжим.
Хотя время уже было час ночи, Вернон решил, что ему все равно следует проветрить голову, и он направился по обычному маршруту своей вечерней прогулки, раскачивая фонарем в такт шагам.
В маленьком домике Ханна молилась:
— Спаси и сохрани ее, Господи! Тебе уже приходилось спасать ее раньше… — Ханна вдруг испугалась, что Грейс уже использовала отведенную ей долю чудес. Но потом принялась себя успокаивать: чтобы пережить здесь одну-единственную ночь, ребенку никаких чудес не требуется. Лишь бы не произошло какого-нибудь несчастного случая, а это уже совсем другое дело! Но эти соображения уступили место новым, куда более жутким страхам. А что, если Господь не хочет, чтобы Грейс была с ней? И она сама во всем виновата?
Ханна ждала и молилась. И дала Господу торжественную клятву.
В дверь дома Ханны колотили ногой. Хотя свет везде был погашен, она не спала и тут же бросилась ее открыть. На пороге стоял сержант Наккей и держал на руках Грейс: ее ручки и ножки безвольно свисали вниз.
— О Господи! — вскрикнула Ханна, не сводя глаз с девочки и не видя, что сержант улыбался.
— Чуть не споткнулся об нее на перешейке. Спала без задних ног, — сказал он. — Господь дал ей много жизней, ничего не скажешь! — И хотя на губах у него играла улыбка, в глазах блестели слезы: ему вспомнилось, как давным-давно он держал вот такое же маленькое тельце, только собственного сына, которого не сумел спасти.
Ханна плохо понимала, что он говорит, и, забрав спящую дочь, прижала к себе.
Той ночью Ханна уложила Грейс на своей кровати и до утра не сводила с нее глаз, с умилением прислушиваясь к дыханию и наблюдая за каждым движением головки, ножки или ручки дочери. Но облегчение, которое передавалось с теплом девочки, омрачено тенью данного обещания.
Звук первых капель дождя, забарабанивших по крытой железом крыше, напомнил Ханне день свадьбы, когда в их убогом жилище протекал потолок и приходилось подставлять ведра и тазы, а жизнь в нем была наполнена любовью и надеждой. Главное — надеждой! Фрэнк все невзгоды встречал с улыбкой и никогда не отчаивался. Ханне так хотелось, чтобы Грейс унаследовала это качество! Ей так хотелось сделать дочку счастливой маленькой девочкой, и она молила Господа дать ей для этого достаточно сил и мужества.
Когда раскат грома разбудил малышку, она сонно повернулась и, прижавшись поближе к матери, снова заснула. А Ханна молча плакала, вспоминая данную Господу клятву.
Черный паук в углу камеры Тома снова принялся чинить порванную паутину, подчиняясь одному ему ведомым соображениям, почему нити должны быть протянуты так, а не иначе. Он занимался этим по ночам, восстанавливая затейливый рисунок паутины, собирающей пыль. Паук создал себе свой собственный мир, который старался всегда содержать в порядке и никогда не покидать.
С Люси все нормально. Том чувствовал огромное облегчение. Но от Изабель по-прежнему не было ни слова. Никаких признаков того, что она его простила или когда-нибудь простит. Беспомощность, которую он ощутил, когда все искали Люси, еще больше укрепляла его решимость сделать все возможное для жены. Это единственное, что по-прежнему еще в его силах.
Если ему предстояло научиться жить без нее, то надо смириться, и пусть все идет своим чередом. Его мысли устремились в прошлое. Глухой хлопок, с которым от поднесенной спички ярко вспыхивали пары в горелке на маяке. Радужные переливы лучей, отбрасываемых призмами. Омывающие остров океаны лежали у его ног, будто принесенные ему в дар. Если Тому предстояло покинуть этот мир, он хочет запомнить его красоту, а не только страдание. Дыхание Люси, которая доверилась двум незнакомым людям и отдала им свое сердце, став с ними единым целым, как атомы в одной молекуле. И Изабель, прежняя Изабель, которая сумела вернуть его к жизни после стольких лет небытия.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.