Свет в океане - [28]

— Давай я помогу тебе подняться, — предложил он, опускаясь на колени рядом.

— Нет! Не трогай меня! — Она задыхалась и кривилась от боли, с трудом вставляя слова между приступами. — Как же больно! Господи, пощади! — взмолилась она, и на платье проступила кровь.

В этот раз беременность протекала не так, как раньше. Изабель была уже на седьмом месяце, и Том понятия не имел, как ему надлежит действовать.

— Скажи мне, что делать, Изз. Что?

Она неуклюже пыталась стащить с себя трико.

Том приподнял бедра и помог ей, а Изабель заметалась по полу и испустила пронзительный крик, который разнесся по всему острову.

Роды оказались преждевременными и быстрыми. Том беспомощно наблюдал, как из тела Изабель показался ребенок — это был точно ребенок, его ребенок! Такой крошечный и весь в крови — какая-то пародия на младенца, которого они так ждали. Он был перемазан кровью и выделениями женщины, застигнутой врасплох его неожиданным появлением. От макушки до пяток длиной не больше фута, а весом как кулек с сахаром. Ребенок не шевелился и не издавал никаких звуков. Том держал его в руках, чувствуя, что цепенеет от ужаса, и не понимая, что должен делать.

— Дай ее мне! — закричала Изабель. — Дай мне мою малышку! Дай мне ее подержать!

— Это мальчик, — с трудом выговорил Том, не зная, что еще сказать, и передал ей теплый комочек. — Это был маленький мальчик.

За окном продолжал уныло завывать ветер, а послеобеденное солнце отбрасывало золотые отблески на женщину и ее мертворожденное дитя. Старые часы на кухне мерно отсчитывали минуты: природа, казалось, даже не заметила появления и окончания новой жизни. Машина времени и пространства продолжала работать, перемалывая в своих жерновах людские судьбы.

Изабель с трудом приподнялась и оперлась о стену, не переставая убиваться над крошечным комочком, который должен был родиться крупнее, сильнее и выжить в этом мире.

— Мое дитя! Мое дитя! Мое дитя!.. — не переставая шептала она, будто заклинание, способное вдохнуть в него жизнь.

Личико младенца выглядело отрешенным, как у монаха, погруженного в глубокую молитву: глаза закрыты, губы сомкнуты. Он снова оказался в мире, покидать который, судя по всему, ему не захотелось.

А стрелки часов равнодушно продолжали свой размеренный бег. Прошло полчаса, и Изабель не произнесла ни слова.

— Я принесу тебе одеяло.

— Нет! — Она схватила его за руку. — Не оставляй нас!

Том опустился рядом, обнял ее за плечо, и она, судорожно всхлипывая, снова разрыдалась, уткнувшись ему в грудь. Кровь на полу уже начала подсыхать.

Смерть, кровь, слова утешения раненым — как все это было ему знакомо! Только сейчас рядом с ним находились женщина и ребенок, не рвались никакие снаряды, и все вокруг казалось таким мирным и обыденным. В сушилке для посуды аккуратно расставлены тарелки, над духовкой висит полотенце, а противень с пирогом, испеченным Изабель утром, так и продолжал стоять на влажной тряпке, куда она его поставила остудить.

Немного погодя Том спросил:

— Что будем делать с… с ним?

Изабель опустила глаза на остывший комочек у себя в руках.

— Нагрей воды!

Том посмотрел на нее.

— Пожалуйста, нагрей воды.

Не понимая, зачем ей это, но не желая перечить, Том поднялся и разжег огонь в топке водонагревателя. Когда он вернулся, она сказала:

— Налей воды в ванночку. Когда она станет теплой.

— Если ты хочешь помыться, Изз, я отнесу тебя.

— Это не для меня. Я должна помыть его. Потом в комоде с бельем есть чистые простыни. Возьми ту, что я вышивала. И принеси ее.

— Изз, любимая, для этого еще будет время. Сейчас самое главное — это ты! Я пойду и свяжусь с материком. Пусть пришлют катер.

— Нет! — Ее голос не допускал никаких возражений. — Нет! Я не хочу здесь никого видеть! По крайней мере сейчас.

— Но, родная, ты же потеряла так много крови! На тебе лица нет! Нужно вызвать доктора и отправить тебя на материк.

— Ванночку, Том. Пожалуйста!

Когда вода нагрелась, Том заполнил ванночку, поставил на пол рядом с Изабель и протянул ей фланелевую тряпку. Опустив ее в воду, она отжала ее и, обмотав палец, стала с величайшей осторожностью протирать личико младенца, убирая с прозрачной кожицы бурые разводы. Младенец продолжал свое молчаливое общение с Богом, не замечая ничего вокруг. Изабель опустила фланель в воду, прополоскала и, отжав, продолжила свое занятие, не спуская глаз с ребенка, будто надеясь, что его веки дрогнут или что крошечные пальчики едва заметно дернутся.

— Изз, — нежно произнес Том, касаясь ее волос, — ты должна меня послушать. Сейчас я приготовлю тебе чай, положу в него побольше сахара, и ты его выпьешь ради меня. Договорились? Я принесу одеяло и укрою тебя, а сам немного здесь приберусь. Тебе не надо никуда уезжать, но позволь мне тебя полечить. И никаких возражений! Я дам тебе болеутоляющего и других лекарств, и ты их примешь, чтобы сделать мне приятное. — Он говорил мягко и спокойно, будто просто о чем-то рассказывал.

Изабель отрешенно продолжала вытирать тельце. Пуповина и послед по-прежнему лежали рядом на полу. Изабель, похоже, даже не заметила, как Том накинул ей на плечи полотенце. Он вернулся с тазом воды и, опустившись на четвереньки, принялся за уборку.