Свет в августе. Деревушка. Осквернитель праха - [3]

Впервые появившийся в «Деревушке» Флем Сноупс – один из самых отталкивающих персонажей, порожденных воображением писателя. Фолкнер сам это сознавал и даже ввел в употребление термин «сноупсизм» – символ бездуховности, неспособности любить, видеть красоту. Флем мерит долларом все чувства и мечты. Как и прочим чужакам, Флему нет дела до прошлого Юга, нанесенная южанам рана не кровоточит в сердце пришельца. Путем шантажа, обмана пробирается он наверх. В отличие от остальных жителей Французовой Балки Флем лишен человеческих привязанностей и слабостей и в этом смысле неуязвим. Его не интересуют женщины – он импотент, для него в жизни существует только одно – обогащение, причем любой ценой. Женитьба на красавице Юле Уорнер – женщине, которая, как пишет Фолкнер, вызывала желание у всех мужчин от девяти до девяноста лет, – для Флема всего лишь выгодная сделка.

Фолкнер говорил, что «Деревушка» задумывалась им еще в 20– 30-е годы, тогда же делались отдельные записи, позже вошедшие в роман. В те же годы обдумывался и «Город». Так что еще задолго до написания трилогии Фолкнеру был очевиден путь Флема – от мелкого жулика до респектабельного президента банка и владельца роскошного особняка, в прошлом принадлежавшего одному из старейших аристократических семейств Юга. В беседе со студентами Виргинского университета Фолкнер сказал, что изначально Флем понятия не имел о респектабельности, но потом оказалось, что респектабельность ему необходима. «И тогда он надел эту маску, но, как только она ему больше не понадобится, он ее сбросит. Иначе говоря, у него есть цель, и он намерен ее достичь. И для достижения этой цели он применит спокойно и безжалостно любые средства. Нужна респектабельность – станет респектабельным, нужна религиозность – станет религиозным, надо уничтожить собственную жену – уничтожит».

Флем – не единственный из своего хищнического клана, кто проник на территорию Йокнапатофы. Сноупсы здесь постоянно множатся, потянувшись на Юг в предвкушении наживы. Из их среды поднялся и Кларенс Сноупс, который не без основания метит в сенаторы. Сноупсы – зараза, проникшая на Юг после поражения в войне, но писатель не смотрит на их присутствие фаталистически, они не вечны: недаром Флем погибает от руки сородича.

Итак, Юг, расставшись с мечтой о собственной неповторимой судьбе, пошел путем, предложенным победителями. И хотя внутренне Фолкнер так и не смирился с этим поражением, возможно, именно оно подарило нам великого писателя. Вновь и вновь возвращаясь мысленно в своих книгах в то роковое время, когда погибала, так и не успев родиться, новая южная нация, Фолкнер заставляет нас размышлять о Юге, о его блистательной, так рано закатившейся звезде, о его трагической судьбе. Приоткрывая дверь в прошлое, Фолкнер завораживает читателя дикими, полными «шума и ярости» картинами, такими пронзительно живыми, такими яркими, что в сравнении с ними реальный мир кажется тусклым и блеклым. Фолкнер видит неповторимую самобытность Юга в глубокой неразрывной связи между человеком и окружающим миром, родственности всего живого. И взамен утраченного старого Юга Фолкнер создает свой собственный космос, свой мир. Стать властелином целого мира – не самый плохой способ изжить комплекс побежденного.

Каждому, кто читал Фолкнера, известно его особое отношение к поражению, в котором при определенных условиях писатель умеет разглядеть победу. Поражение поражению рознь. Журналисты часто задавали Фолкнеру вопрос, почему в своем широко известном перечне лучших писателей Америки он поставил Хемингуэя на последнее, пятое, место. Фолкнер отвечал, что, на его взгляд, Хемингуэй рано открыл для себя границы своих возможностей и после за них не выходил: «Он никогда не пытался расширить пределы освоенной им территории, чтобы не испытать поражения. То, что он умел, он делал превосходно, первоклассно, но для меня это не успех, а провал… Поражение для меня выше. Стремиться к тому, чего нельзя достигнуть, – так, что даже невозможно надеяться на успех, – стремиться и потерпеть поражение и вновь стремиться… Тома Вулфа я поставил на первое место, потому что он попытался сделать наибольшее. Он стремился включить в свои книги всю вселенную и потерпел неудачу. Его поражение было самым славным».

Эти слова Фолкнера говорят многое о его отношении к писательскому труду. Для него творчество никогда не сводилось к увлекательному ремеслу или к интеллектуальной игре. Писать означало для него мобилизовать все духовные и душевные силы, весь жизненный опыт. Создать нечто, чего до него не существовало. «Неумело начертать на вратах забвения, в которые каждому придется войти, надпись на языке души: «Я был здесь!»

В том случае, когда задача огромна, проигрыш неизбежен. Но писатель, не выразивший всей волнующей его правды, вновь берется за перо и продолжает писать, «преследуя мечту, ибо, как только он сравняется с мечтой и создаст, как он верит, творения, озаренные светом истины и не уступающие мечте, ему ничего не останется, как прекратить работу».

В американской литературе всегда была сильна морализаторская тенденция. И Фолкнер не является исключением, он тоже моралист, хотя его этическая концепция гораздо шире традиционных представлений о нравственности. Его не назовешь последователем пуритан: слишком много в его взглядах мудрого приятия жизни. Однако не согласен он и с французскими экзистенциалистами, искавшими в нем союзника: ни Бог, ни нравственность не могут быть уничтожены, утверждает он.