Свет под землёй - [2]

Перед ним, холодно улыбаясь, стоял незнакомец в темных очках.

— А я и не тро… — начал было Тимофей и вдруг разозлился: — Ты кто такой тут выискался?! Командир, тоже мне! Может я это вещественное доказательство как раз и хочу отнести, куда следовает?

— «Куда следовает» уже рядом с вами, — веско сказал незнакомец и показал Тимофею удостоверение.

Козел посмотрел в книжечку, как обычно смотрел на уличные афиши: умно, внимательно, делая вид, что он грамотный. А портрет был похож.

— Поня-ятно, — протянул Козел.

И незнакомец спрятал удостоверение.

Ивану Ивановичу тоже очень хотелось заглянуть в книжечку, но попросить он постеснялся. Отведя Тимофея в сторону, Слон шепнул:

— Что там написано?

— Как вылитый, — сказал Козел. — Одно ухо торчком, другое набок.

— Он следователь?

— Вылитый. Только без очек.

Иван Иванович обратился к незнакомцу:

— Как вы вовремя, товарищ следователь! Простите, не знаю, как вас звать-величать.

— Шарик.

— А по батюшке?

— Да что там! Шарик и все.

«Какой хороший следователь, — подумал Иван Иванович. — Занимает такой пост, а скромный». И он уважительно представился:

— Слон Иван Иванович, обитатель, так сказать, этого дома.

Между тем Шарик отогнал Козла от мыла:

— Не топчитесь здесь, вы уничтожаете следы.

— Может, я их сам здесь ищу, — огрызнулся Тимофей.

— Для этого есть специалисты, — отрезал Шарик, доставая увеличительное стекло. — Вас, Иван Иванович, тоже попрошу отойти.

— Ухожу, ухожу, — поспешно сказал Иван Иванович и, стараясь ступать на цыпочках, неуклюже перебрался на асфальтовую дорожку. При этом он подумал: «Щенок щенком, а дело знает».

Тимофей же криво усмехнулся и пробормотал:

— Гляди, гляди! Пострелята — близнецы, значит, следы одинаковые, как обмылки. Дураку видно.

— Воздержитесь от ненужных подробностей, — сухо ответил Шарик фразой, которую вычитал в одном детективном романе.

Но противный Козел оказался прав.

Сколько ни разглядывал Шарик следы — и в стекло, и без стекла, — они были неотличимы друг от друга. Даже мама-кошка не смогла сказать, кому какой принадлежит.

Шарик растерялся. До сих пор все шло по правилам, и вдруг — на тебе!

— Хе-хе… — сказал Козел.

Шарик посмотрел на него через увеличительно-искажающую лупу. Борода у Козла оказалась на лбу, а рога торчали из рта, как моржовые клыки.

Шарику захотелось выхватить свой пистолет и — ба-бах — застрелить это ехидное чудовище.

Козел гнул свое:

— Надо сообщить, куда следовает, пускай другого присылают. А сами пока разойдемся, чтоб тут ничего не нарушить.

— Ну что вы, Тимоша, в каждом деле бывают трудности, — пробасил Иван Иванович.

— И вдруг оба уха у Шарика встали торчком! Это означало, что его лохматую голову осенила гениальная мысль.

Он обратился к близнецам:

— Захар нес мыло?

— Нес! — дружно подтвердили близнецы.

— Следовательно, — Шарик сделал эффектную паузу, — следовательно, его следы должны пахнуть чем? Земляникой! Ведь мыло земляничное, не так ли, Тимофей?

— Земляничное, — подтвердил Козел.

— Браво, Шарик! — воскликнул Слон, пораженный простотой и логичностью этого вывода.

А Шарик уже мчался по земляничному следу. Что-что, а нюх у него был отменный.

След становился все свежее, свежее, словно пропавший котенок пробежал здесь минуту назад…

И вдруг след пропал!

Шарик резко остановился. Огляделся.

Он стоял посередине волейбольной площадки.

— Что-нибудь случилось, Шарик, — участливо спросил Слон?

— След пропал, — пробормотал сыщик. — Не может он здесь оборваться! — Ухо у него удрученно опустилось.

— Хе-хе, — вставил Козел, — может, кошан разбежался, крылышками взмахнул и на луну полетел? У нас это просто.

— Ах, Тимофей, — укоризненно сказал Иван Иванович, — в такой момент, когда решается судьба ребенка… Ах!

Тут Шарик, разглядывая землю через лупу в том месте, где оборвался след, воскликнул:

— Ага!!! — и отрывисто спросил Марью Васильевну: — у Захара были особые приметы?

— Ага, — вставил Козел, — крылышки.

— Почему вы говорите «были»? — помертвев, прошептала Марья Васильевна. — Его нет… в живых?!

— Разве я сказал «были»? Я спросил, есть ли у Захара особые приметы.

— Есть, есть! Он… такой хороший.

— Не волнуйтесь. Подумайте. Я спрашиваю о приметах, которые бы отличали Захара от других близнецов.

Марья Васильевна подумала и сказала:

— Он самый хороший.

Все это время Иван Иванович, растопырив уши, похожие на два огромных серых зонта, напряженно прислушивался к разговору. Но вот, кашлянув, он робко подал голос:

— Простите… если могу быть полезен…

— Слушаю вас, — охотно отозвался Шарик, потерявший надежду получить нужные сведения от Захаровой мамы.

— Дело в том, — начал Слон, — что я неоднократно слышал, — как один из обитателей нашего двора, некий Николай Воробей, неприлично обзывал Захара… Это выражение, как мне кажется, может послужить той самой особой приметой, которую вы…

Слон смущенно умолк, и его уши стали похожи на два громадных розовых зонта.

— Как же он его обзывал? — нетерпеливо спросил Шарик.

— Боюсь, что я не смогу повторить этого ужасного слова.

Уши Ивана Ивановича полыхали, как два громадных красных зонта.

— Иван Иванович, — твердо сказал Сыщик, — этого требуют интересы дела.

— Ну хорошо, хорошо, я скажу. Воробей обзывал Захара… Он его называл… он дразнил его… рыжим.