Свет ночи - [6]

— Вы серьезно? — спрашиваю я.

— Ну да, мне всегда нравилась классическая музыка. И нам надо войти в курс дела. Того, что нам дали, недостаточно. К тому же принципиальные разночтения — у вас пирог и кока-кола, у меня и Роберта — пиво и колбаса. Из-за таких несовпадений может произойти что-нибудь трагическое. А вы… У Антона Романовича потрясающая память, — Тамковская вновь накрывает своей ладонью руку Извековича, — он, как все, запоминает все, но в отличие от нас, простых смертных, может воспроизвести запомненное.

— Более двух третей жителей городка считают, что покойник ожил на самом деле, — говорю я. — Хотя родители детей, к которым якобы покойник приставал, уверены, что он не оживал, но вот родители других детей думают, что ожил и среди них высок процент тех, кто считает, будто покойник теперь будет преследовать их детей. Общее число видевших покойника, в процентном выражении…

— Я отказываюсь слушать этот бред, — говорит Извекович. — Это полная дичь. Извините, Антон, это относится не к вам, а к тому, что вы нам транслируете.

— Роберт, успокойтесь! Антон, продолжайте!

— Спасибо, Ольга. Самая интересная категория — так называемые «заразившиеся». Это те, кто видел покойника или соприкасался с ним, например, облокачивался на прилавок киоска «Табак» после того, как на него облокачивался покойник, пытаясь купить пачку сигарет. Эти «заразившиеся»…

— Какие сигареты он собирался купить? — спрашивает Тамковская, доставая блокнот. — Что случилось, Роберт? Зачем вы сюда сворачиваете?

— Туалет. И — кафе. Надо перекусить! Хотя бы выпить чаю.

— Хорошо, — соглашается Тамковская. — Продолжим позже. Антон, запомните то место, на котором вы остановились.

Салат, солянку, тефтели с гречневой кашей, томатный сок и сто пятьдесят. Это я заказал у веселой буфетчицы-официантки. Извекович тактично заметил, что обед ждет нас по прибытии в городок, кисло улыбнулся, когда я сказал, что, как животное, ем, когда хочу, а потом — Тамковская подошла к буфету, — спросил — не много ли, сто пятьдесят, и не рано ли? — но тут мы оба услышали, как Тамковская тоже заказывает солянку и, к моему и Извековича изумлению, сто грамм, и ответил Извековичу, что в самый раз и что время — это иллюзия, самая опасная из всех, на что Извекович сказал, что я могу не стараться — он посещал лекции Пейджа об иллюзорности пространства-времени, сам писал на эту тему работу, а еще сказал, что вопрос об иллюзорности времени тесно связан с вопросом его, времени, зарождения, генезиса, его видов и разновидностей, если же серьезно, то предположение о возникновении времени и само оно, время, во всем его многообразии, отрицает вечное, внепространственное и вневременное существование творца, а если совсем серьезно — его расстраивает мое настроение, он же видит — со мной что-то не так, и я спросил: а с кем — так? Извекович хотел было что-то ответить, но вернулась из туалета Тамковская, заказавшая по пути еще два чая, — «Антон! Вы будете чай? Нет? Два чая!» — дальнобойщики за одним из столиков даже дернулись — у Тамковской такой интеллигентный голос, кошмар просто, ужас! — и поинтересовалась — мол, о чем мальчики шепчутся?

— Мы говорим о том, как падшая богиня хаоса Ансорет сошлась с богом мрака Тшэкином и родила близнецов…— начинает Извекович, но Тамковскую так просто не купишь: она садится, закидывает ногу на ногу, просит меня рассказать все, что я знаю про Лебеженинова, я начинаю пересказывать содержимое папки номер пять, но Тамковская замечает, что о содержимом папок мы будем говорить в дороге, а сейчас она просит рассказать о личных впечатлениях от знакомства с Лебежениновым.

— Вы его знали лично? — Извекович изумлен. — Вы общались?

— Антон Романович был консультантом в оппозиционной партии, активистом которой одно время был наш восставший из могилы господин Лебеженинов, Борис Борисович. Антон Романович проводил у них тренинги, учил их, пестовал, а их не зарегистрировали, оказалось — им негде применить навыки, полученные с помощью Антона Романовича, они отказались от его услуг, и Антон Романович потерял одну из статей дохода.

— Я работал на общественных началах… — с обидой начинаю я, но Тамковской приносят солянку, мне — все мной заказанное, чохом, наши водки слиты в один графинчик, я забываю про обиду, разливаю, мы чокаемся, пьем, я погружаю вилку в залитый майонезом салат, Тамковская зачерпывает солянки, Извекович просит буфетчицу-официантку поторопиться с чаем, но тут Тамковская откладывает ложку, вытирает губы салфеткой и говорит, что Лебеженинов был оппозиционером умеренным, всегда говорил, что с властью надо по определенным позициям сотрудничать…

— Давайте не говорить, хотя бы между собой, о нем в прошедшем времени, — предлагаю я.

— Почему? — спрашивает Извекович. — Он, вы считаете, все-таки воскрес? Восстал из мертвых? Ожил?

— Лебеженинов конечно не воскрес. Он не Лазарь и никто ему не говорил — встань и иди, к тому же — его закопали, а не положили в пещеру…

— Антона Романовича понесло, — говорит Тамковская, допивая коротким, птичьим глотком свою водку.

— Есть немного, — соглашается с нею Извекович: принесенный буфетчицей-официанткой чай светел и мутен, налив из чайника в чашку, Извекович переливает его обратно и горестно вздыхает.