Свет над тайгой - [41]

— Может, откажешься от лекции? — осторожно сказала она. — Знаешь, после… ну, вообще в последнее время я каждый час опасаюсь за твою жизнь. Просто какая-то пытка. А там будут тысячи людей, и никакая охрана…

— Я решил, Рина, — сказал Гуго.

— Тогда и я приду на лекцию, — медленно сказала Рина.

— Как хочешь, — пожал плечами Гуго, стряхивая пепел сигареты.

Арно Камп был взбешен. Жюль никогда не видел шефа таким.

— Шеф сегодня не в духе, — шепнул он Гуго Ленцу, провожая его из приемной в кабинет Кампа.

Когда Ленц вошел, Камп стоял к нему спиной, глядя в окно.

Ленц кашлянул.

— Вы балансируете на краю пропасти, доктор, — сказал Арно Камп, рывком повернувшись к вызванному. — Вы сочувствуете идеям коммунистов?

— Не сомневайтесь, — парировал Ленц. — И не я один.

— Кто еще?

— Все рабочие и немало студентов Оливии…

— Вы бросьте такую философию! — побагровел Арно Камп. — Кто позволил вам с высокой трибуны…

— Я говорил о физических проблемах, — спокойно перебил Лени, — о том, как североамериканский концерн «Уэстерн» прибирает к рукам наши научные…

— Вы подрываете устои государства! Зачем вам было восхвалять социалистический строй далекого от нас Советского. Союза? Разве вы не патриот?..

Они расстались. Камп остался недоволен беседой. Гуго Ленц держался уверенно, словно чувствовал за плечами незримую поддержку. Или такую уверенность ему придает непоколебимая убежденность в том, что смерть в срок, указанный в письме, неизбежна?

Можно, конечно, арестовать его. Но потом хлопот не оберешься. Слишком уж он крупная фигура, доктор Ленц. И потом, арест Гуго Ленца помешал бы выследить злоумышленника, взбаламутившего всю страну.

Что касается самого Арно Кампа, то ему не столько хотелось арестовать Гуго Ленца, сколько увидеть перед собой анонимщика, рассылающего по почте тюльпаны, в стальных браслетах.

«Нет уж. Пусть доктор Ленц побудет пока в роли подсадной утки. Даже если и погибнет, не беда, — подумал Арно Камп. — Другие найдутся. Физиков в стране пруд пруди».

В кабинет вошел Жюль.

— Что там еще? — раздраженно бросил Камп.

— Лично вам, — сказал Жюль и положил перед шефом конверт.

Камп отодвинул в сторону арабского скакуна и вскрыл письмо. На стол выпал тюльпан…

Жюль в это время уже прикрыл за собой дверь.

Камп взял себя в руки и заставил тщательно прочесть текст.

Ему сообщали, что он, Арно Камп, в пределах данной ему власти охраняет несправедливый строй, что он, Арно Камп — цепной пес закона, который на стороне богатых. «Понимаю, что сами вы не в силах изменить буржуазный строй, — писал анонимный автор. — Но вы должны помочь нам сделать общество другим, справедливым…»

Дорого дал бы шеф полиции Арно Камп, чтобы узнать, кому это — «нам»!

«От вас требуется немногое, — продолжал автор письма. — Не избивать стачечников, одинаково относиться ко всем гражданам, независимо ни от цвета кожи, ни от того, сколько денег в кармане. Если вы не выполните наших требований, смерть может настигнуть вас в любую минуту. Она наступит внезапно».

Камп повертел в руках письмо. Исследовать его бесполезно — преступник, видимо, знает дело. Вот и его, Кампа, очередь пришла. Правда, в письме имеются некоторые вариации — анонимщик не указал срока, который Кампу осталось жить. Гуго Ленцу он отмерил три месяца, миллионеру Иву Соичу — полтора года, а вот его, Арно Кампа, может убить хоть сию минуту.

— Забавно, — громко сказал Камп. Затем погладил арабского скакуна и включил сигнал срочного совещания.

* * *

В Скалистых горах весна наступает рано.

Пациенты клиники святого Варфоломея, спеша воспользоваться первым по-настоящему теплым днем, покинули палаты и разбрелись по территории.

Одни, сосредоточившись, грелись на солнышке, другие, разбившись на кучки и воровато озираясь, торопливо шлепали картами. Третьи обсуждали свои недуги.

Двое, облюбовав скамейку у въезда на территорию, вели неторопливый спор о том, какое сердце лучше — атомное или же мышечное, обычное.

— Что-то Оры Дерви сегодня не видно, — сказал один, щурясь на апрельское солнце.

— Будет еще, не торопись. Да вот и она, легка на помине, — заметил второй.

На зеленую лужайку опустилась машина. Из люка легко выпрыгнула женщина. К ней торопливо, размахивая руками, подбежал старший хирург клиники.

Двое на скамейке умолкли. Они вытянули шеи, напряженно стараясь уловить, о чем разговаривают начальник Медицинского центра страны и хирург. Однако Ора Дерви и хирург говорили негромко, и до скамейки долетали лишь обрывки разговора.

— Сыну президента не лучше, — озабоченно сказал хирург.

— Сына президента привезли сюда вчера с раздробленной рукой. Попал в аварию, — быстрым шепотом пояснил один больной другому.

— Улучшения не будет: раздроблен нерв, — сказала Ора Дерви.

— Можно пересадить чужую руку, доноров из бедняков достаточно, слава богу, — сказал хирург.

— И потом на сцену появится несовместимость тканей, — возразила Ора Дерви.

— Что же делать? Лечить?

— Нет, — резко бросила Ора Дерви и хлопнула машину по крылу.

— Значит, остается…

— Остается только одно: искусственная рука, — сказала Ора Дерви.

— Но вы же знаете, что президент… — Хирург перешел на шепот, и двое, как ни старались, ничего не могли уловить.