Свет на исходе дня - [5]

- Сказал - не пойду!

- Что ж, так и будешь стоять? - засмеялась она. - Ну стой...

Дверь закрылась, легкие шаги потерялись в глубине дома. Митя не двигался. Сердце его колотилось, как после бега. Вокруг было тихо, точно все дома и жители умолкли, смотрели и ждали.

Он тронул дверь, она скрипнула, поехала внутрь, в полумрак, но скрип, словно привязью, сразу же явил Дарью.

- Ты что? - спросила она с легкой строгостью и недоумением. - Иди, я тебе все сказала, не напрашивайся.

Она коснулась его ладонью, обозначив запрет. Митя дернулся и отстранился. Дарья засмеялась:

- Не брыкайся, мал еще.

- Я не мал, - ответил ей Митя. Голос его очистился и звучал зло и ломко.

- Мал, мал, подрасти... Ишь ты, нужда вздернула! Успеешь еще мужского хлеба наесться, вся жизнь впереди, баб на твой век хватит.

Она хотела снова закрыть дверь, но неожиданно для себя самого Митя протянул руку и не пустил. Дарья даже не сразу поняла, что мешает.

- Ты куда пришел?! - спросила она рассерженно. - Тебе еще в игры с мальчишками играть, а ты себя мужиком вздумал?! А ну, пусти! - она с силой захлопнула дверь.

Он ткнулся было вперед, но внутри так же рассерженно стукнула щеколда.

Митя бешено ударил кулаком в дверь, пнул ногой и озирался в лихорадке. На глаза попалась большая кадка с дождевой водой, он метнулся к ней, с неизвестной прежде силой рванул и опрокинул - вода хлынула, обдав его по пояс.

В окне показалась Дарья. Она стояла, скрестив руки, и смотрела внимательно и спокойно, с некоторой печалью. Митя рванулся к поленнице дров, сложенной во дворе, схватил полено и пустил в окно, где стояла Дарья. Полено ударило в переплет рамы, зазвенели и осыпались стекла. Дарья вздрогнула, отступила, но не произнесла ни слова и смотрела все также внимательно и спокойно. Он схватил второе полено и бросил в другое окно. Снова зазвенели стекла, а Митя толкнул всю поленницу, накренил, упираясь ногами, и с грохотом обрушил. Потом, мокрый, усыпанный дровяной пылью, бросился прочь.

Скоро его узнали в окрестных деревнях. Вечерами или среди ночи он тихонько стучался то к одинокой женщине, то к мужней жене, у которой муж работал на стороне. Даже в ненастье, когда и плохой хозяин жалеет выпустить собаку, Митя шастал по округе.

В школу он больше не пошел. Сколько не упрашивала его мать, сколько ни плакала - не помогло. Митя пошел слесарем в колхозные мастерские.

После работы он приходил домой, наскоро ел, переодевался в свой первый в жизни костюм и уходил. Варвара уже смирилась и только жалобно просила:

- Не поздно, сынок...

Не пустить его она уже не могла. Митя стал диким и злым, как лесной кот, в ярости бледнел, натягивался, точно струна.

"В отца", - думала Варвара и старалась не сердить сына, чтобы и он однажды не канул бесследно.

С него могло стать. В гневе он подбирался весь, стискивал зубы и почти что впадал в беспамятство, - любой отступал: мало ли... Даже начальство на работе старалось не гладить его против шерсти.

Как-то новый молодой и бравый мастер приказал ему что-то. Митя работал за верстаком и, не оборачиваясь, сказал:

- А пошел ты...

- Что-что?! - удивленно переспросил мастер и двумя пальцами потянул его за рукав. - Ну-ка, повтори...

Митя удобно взялся за разводной ключ.

- Хочешь, дырку в голове сделаю?

Мите не дали премию, но работать было некому, и тем обошлось.

Вечерами Варвара не находила себе места. Митю не раз били. Бывало, разбитого в кровь, его приводили чужие люди, но чаще он сам кое-как, насилу, добирался до дома. И все же он не менялся, оклемается - и за свое.

Случалось, Митю ловили и на горячем.

Шофер Степан Хомутов, здоровенный малый, отсидевший два года за пьяную драку в столовой райцентра, регулярно приезжал с грузом в сельпо и всегда ночевал у Дуняши, веселой пышной продавщицы, разведенной с мужем лет семь назад.

Расписание поездок было постоянное, но однажды Степан приехал в неурочный день. Он поставил машину, как всегда, у ворот и направился в дом. Дверь была заперта, окна плотно завешаны. Степан обогнул дом: с другой стороны был вход в магазин. Но и там никого не было, висел замок. Степан прошелся по двору, заглянул в сарай - Дуняши нигде не было.

Раздосадованный Степан слонялся вокруг и вдруг увидел, как от дома к забору метнулся кто-то. Он тут же решил, что в магазин забрались, и, срезая угол, огородом кинулся к забору.

Человек с разбега вскинул руки на доски, подпрыгнул, наваливаясь животом на край, и занес ногу.

Степан рванулся и, падая вперед, успел поймать беглеца за ногу.

- Ах ты, падло! - прорычал Хомутов, стаскивая человека с забора. - От меня не уйдешь!

Человек молча отбивался свободной ногой, но против Степана был слаб, Хомутов свалил его на землю, подмял под себя и, тяжело дыша, прерывисто матерясь, сжал железными руками.

- Пусти, сволочь, - глухо произнес человек под ним.

Степан от такого нахальства забыл материться.

- Я тебе пущу... - произнес он угрожающе. - Ты у меня узнаешь, как в магазин лазить!

- Нужен мне твой магазин...

- А что ж ты там делал?!

- Да пусти ты меня! - рванулся человек. - Тоже мне хозяин! Ты сам-то кто здесь?!