Свет и мрак - [8]

— О благодарю, тысячу раз благодарю! — говорил мистер Артингсон.

— Это пение, музыка и этот митинг расстроили вас… Притом, я думала, не была ли причиной, какой-нибудь невольной причиной — моя племянница. Ах! Мистер Артингсон, если-б вы знали, как я несчастна!.. Садитесь, садитесь вот сюда… я все расскажу. Я до сих пор не писала вам об этом, но моя Джени… эта милая, дорогая Джени… порой Она причиняет мне такия глубокие огорчения — И на глазах мисс Драйлинг выступили слезы. — Я не могу винить ее, — продолжала она, вытирая как-то порывисто эти надоедные слезы. — О! как же я могу ее винить! Я думаю, что она сама несчастна, и может быть, более несчастна, чем её несчастные отец и мать… О! Артур! вы знаете их горькую, плачевную судьбу…

Мистер Артингсон молча кивнул головой, не отрывая своих грустных, задумчивых глаз от рассказчицы.

Перед ним, на одно мгновенье, промелькнули два образа, образа, полные юных, светлых сил и безвременно исчезнувшие в могиле. Оба, он и она, так странно, как-то фантастически любили друг друга. Он был какой-то восторженный мистик, фанатик, красавец собой, рослый, статный, с южным колоритом, с большими черными, страстными глазами. Он увлекал многих своими проповедями в какую-то маленькую, темную секту фотозофов и секта быстро разрасталась, и точно также быстро рухнула с его смертью. Он умер вскоре после жены, маленького, худенького существа, которое умело только любить, плакать и молиться. Мистер Драйлинг считал ее ангелом хранителем его жизни, и когда она умерла, от быстрой скоротечной болезни, вскоре после родов Дженн, — он не возлюбил этого ребенка. Он мучился, положительно мучился целый год, безумствовал, совершал небывалые, неслыханные поступки. Секта верила в него, как в пророка, и вдруг, в один вечер, его нашли мертвым в его собственном саду, в кустах над речкой. Говорили, что он отравился, другие утверждали, что его отравили. Но темное дело осталось темным!

Мисс Драйлинг взяла к себе ребенка, дочь её брата, маленькую Дженн, и воспитала ее с такой заботливостью, с такой нежной любовью, с какой редкая мать воспитывает её собственную дочь.

— Ах, вы не можете представить, дорогой мой мистер Артингсон, — говорила мисс Драйлинг, складывая руки, — вы не можете себе представить, как я люблю ее! И она стоит этой любви, это чудная девушка, добрая, умная и талантливая; но она… она… голос ее задрожал. — Она немного расстроена здесь, — и мисс Драйлинг показала на свою голову, помахала рукой около своего лба и голос её порвался. И снова слезы побежали из её покрасневших глаз.

— Неужели это неизлечимо? — вскричал Артингсон с таким теплым участием.

Мисс Драйлинг покачала головой и начала шопотом, быстрым, отрывочным, наклонясь к Артингсону:

— Она была в той секте, в той ужасной секте «просвещенных»!.. Ведь вы знаете, это какие-то бешеные, поврежденные… И она проповедовала там на митингах, на их безобразных митингах!.. И сколько мне стоило труда. Ах! сколько стоило труда мне, мой дорогой друг, возвратить эту бедную овцу снова в мой дом!

— Но почему же вы думаете, что она помешана? — спросил довольно резко мистер Артингсон, хотя и мягким, задушевным шопотом.

— О! — вскричала мисс Драйлинг и начала так быстро вертеть своей головой, как будто в этом верченьи и были все самые неопровержимые убеждения и доказательства. — У ней грезы, галлюцинации, — прошептала она так таинственно, что Артингсон только по движению её губ мог догадаться, что такое она сказала.

— Но почему же вы думаете?.. — снова спросил он.

— Ах! мистер Артингсон, — перебила его мисс Драйлинг, снова переходя в восторженное состояние, — но если бы вы знали, какая эта добрая, добрая чудная девушка!

И вдруг мисс Драйлинг оглянулась и замолкла.

Позади неё стояла она сама, эта добрая, добрая, чудная девушка.

Мистер Артингсон подошел к ней и протянул ей руку. Он прямо, доверчиво смотрел на это лицо и невольно дивился— не красоте его, хотя красота была действительно поражающая, — он дивился перемене этого лица. Он искал в нем то страстное, гордое, торжествующее выражение, которое так сильно взволновало его вчера, и не находил.

Перед ним стояла красивая девушка, с такими ласковыми, доверчивыми глазами, с такой милой улыбкой и так просто от души пожала она его руку и смотрела на него с невинной детской лаской…

— Мисс Джени, — сказал он, — я до сих пор не могу придти в себя от того, что случилось вчера вечером… я удивляюсь до сих пор, что это было такое?

— Я не знаю, — отвечала она, садясь подле него на кресло, — о чем вы говорите, сэр, я не знаю — говорила она, поправляя обеими руками свои чудные роскошные кудри — о чем вы меня спрашиваете, сэр?

И странное дело! Даже голос её был совсем другой; он был такой же певучий, мелодичный, но в нем не звучала ни одна могучая, страстная, повелительная нота. «Это решительно другая девушка!» решил мистер Артингсон.

— Я не знаю, сэр, ничего! что случилось вчера. Я только смутно помню, что мы виделись с вами, что вы играли, что я, кажется, пела… но что вы играли, и что я пела — я решительно ничего не помню.

Артингсон обернулся к мисс Драйлинг, как будто в ней отыскивая разрешение этому странному недоумению.