Сверстники - [11]

– Объедает молочаи, – пробормотал Пенни, показывая на плоские стреловидные листья. Одни были с неровным следом зубов по краям, другие начисто скушены со стебля. – Это он окрепляет себя по весне. Медведь, он как встанет весной из берлоги, так первым делом идёт искать молочай. – Пенни наклонился к самой земле и потрогал лист с рваным краем, окрашенным в коричневый цвет. – Будь я неладен, ежели он не был тут прошлой ночью. То-то у него разыгрался аппетит, и он оттяпал кусочек от бедной Бетси.

Джулия тоже приостановилась. Запах лип теперь не к земле, а к стеблям тростника и травы, по которым прошлась пахучая шерсть. Джулия уткнулась своим длинным носом в тростник, постояла, уставившись взглядом в пространство, затем, убедившись, что направление определено верно, резвым шагом захлюпала на юг. Пенни говорил теперь в полный голос:

– Он кормился тут. Старая Джулия говорит, с этого места он отправился домой.

Не выпуская собаку из виду, Пенни перешёл туда, где повыше. Он шёл быстро, не переставая разговаривать на ходу:

– Не раз мне случалось видеть, как медведь пасётся на молочае при луне. Он фырчит и топчется на месте, плещется и ворчит. Он, совсем как человек, срывает листья со стеблей и запихивает их в своё поганое грызло. Потом он поводит носом в воздухе и хамкает, как собака, траву. А над ним кричат ночные птицы, гавкают, точно собаки, лягушки-быки, дикие утки выкликивают: «Змея! Змея!» – и капли воды на листьях молочая ярко горят и светятся красным, точно глаза козодоя…

Слушать Пенни было всё равно что своими глазами видеть то, о чём он рассказывает.

– Ой, как мне хочется увидеть медведя на такой кормёжке, па!

– Вот поживешь с моё, так увидишь и это, и ещё много всяких диковин.

– А ты стрелял их на кормёжке, па?

– Я воздерживался от выстрела, сын, с меня хватало и того, что я много раз видел, как животное кормится, не причиняя никому вреда. Не по нутру мне стрелять в такое время или ещё в брачную пору. Иногда, конечно, чтобы добыть мяса или когда мы голодаем, я иду наперекор себе. Но ты, когда вырастешь, не будь таким, как Форрестеры: они убивают больше, чем им нужно, убивают так просто, забавы ради. А это дурно, совсем по-медвежьи. Ты слышишь?

– Да, папа.

Старая Джулия пронзительно тявкнула. След под прямым углом повернул на восток.

– Вот этого-то я и боялся, – сказал Пенни. – Лавр…

Заросли красного лавра казались непролазными. Внезапно меняющаяся местность служила тут хорошим укрытием для зверей. При всей беззаботности, с какой он кормился, Топтыга никогда не уходил слишком далеко от убежища. Деревца лавра стояли тесно, словно колья частокола. Удивительно, подумал Джоди, как только медведь протиснулся здесь своей тушей. Но чащоба местами прореживалась или состояла из молодых, податливых деревцов, и в ней отчетливо обозначалась тропа. Ею пользовались и другие животные. Их следы сплетались и пересекались. Дикая кошка преследовала оленя, за нею кралась рысь, и повсюду виднелись отпечатки лап животных помельче: енотов и кроликов, опоссумов и скунсов, с опаской добывавших себе пищу в сторонке от их хищных сородичей.

– Пожалуй, впору зарядить, – сказал Пенни.

Он щёлкнул языком, приказывая Джулии подождать. С понимающим видом она легла на землю, Резвуха и Рвун послушно опустились рядом с нею. Пороховой рог висел у Джоди за плечом. Пенни открыл его, всыпал в дуло добрую мерку пороха, затем отщипнул в охотничьей сумке клочок сухого чёрного мха, забил его туда же вместо пыжа и плотно умял шомполом. После этого он засыпал дробь, добавил ещё мха, вставил наконец капсюль и ещё раз легонько примял заряд шомполом.

– Всё в порядке, Джулия. Ату его!

До этой минуты преследование было словно праздной забавой, не охотой, а скорее прогулкой в своё удовольствие. А теперь над головой у них сомкнулись сумрачные заросли лавра, из чащобы с пугающим хлопаньем крыльев вылетали красноглазые тауи, земля была чёрная и рыхлая, в кустах по обе стороны тропы беспрестанно слышались какие-то шорохи, снование чьих-то лап. Время от времени там, где деревья расступались, на тропу падал сноп солнечного света. Собаки не теряли следа, хотя по тропе в обоих направлениях проходило бесчисленное множество животных: медвежий дух густо висел в лиственном туннеле. Но вот короткая шерсть на спине бульдога вздыбилась. Джулия бросилась вперёд. Пенни и Джоди, пригнувшись, побежали за ней. Пенни перебросил шомполку в правую руку и держал её чуть наклонно, так, чтобы случайным выстрелом не задеть бегущих впереди собак, если вдруг он запнётся и ружьё разрядится. Позади хрустнула ветка. Джоди судорожно вцепился в рубаху отца. Белка, вереща, улепетывала прочь.

Чаща поредела. Местность понизилась, стала топкой. Солнечный свет падал на землю пятнами с корзину величиной. Тут росли гигантские папоротники, приходившиеся им выше головы. Один был сломан наскочившим на него медведем. Тёплый воздух был густо напоен его пряной сладостью. Молодой усик на папоротнике распрямлялся, вновь занимая вертикальное положение. Пенни указал на него, и Джоди понял, что Топтыга прошёл здесь всего несколько минут назад. Старая Джулия дрожала как в лихорадке. Тропа дурманила её своими запахами. Собака чуть ли не бороздила носом влажную землю. Перед нею летела сойка, предостерегая обитателей зарослей. «Плик-ап-во-о-о…»