Сверхновый завет - [33]

Если бы не общая вторая сигнальная система, то всем стало очевидно, что на самом деле разные расы и популяции гоминидов понимают внутренний мир друг дружки не глубже, чем люди сегодня ориентируются во внутренних мирах таких разумных существ, как высшие обезьяны, киты и дельфины. Не кажется ли удивительным, что осознавая факт существования рядом с человечеством, в водной среде, вполне разумных существ иных форм, наука практически не занимается их изучением и установлением контактов с ними? Почему эта тема табуирована? Гигантские ресурсы и гранты растрачиваются на продуцирование бесполезного псевдонаучного фальсификата (вроде гендера или космических струн), и ни шекеля не выделяется на изучение существующего рука об руку с нами иного, возможно, гораздо более древнего и более продвинутого разума!

Сегодня, не понимая физической природы «живого поля», которое называют Душой, мы не в состоянии выявить и объективно зафиксировать различия между разными формами разума на волновом внетелесном уровне. Мы в состоянии лишь увидеть и попытаться понять от обратного, какими психическими и этическими отличиями между разными формами разума могут проявляться те или иные физиологические, биохимические и анатомические отменности в телах гоминидов разных рас.

Расологи могли бы, при формировании соответствующего дискурса, пойти дальше в своих исследованиях и сопоставить анатомические, физиологические, иммунологические и биохимические маркеры разных рас с их фундаментальными моральными и психическими особенностями, указывающими на иные истоки их разумности. Чисто морфологический подход к сравнительному анализу расовых особеннойстей является слишком упрощенным, так как исключает возможность понять разумную жизнь «при исполнении» высшей миссии, в ее функциональной динамике, в процессе реализации своих фундаментальных устремлений. Компаративистика требует от нас изучать разумную жизнь разных рас в процессе ее активного функционирования, в период проявления ею своих глубинных особенностей — в момент любовного ухаживания и конкуренции за право на соитие, в момент преодоления препятствий, во время бегства от смертельной опасности, в момент конкуренции с другими формами жизни за ресурсы, за пищу, за доминирование, в момент войн, в момент наступления угрозы жизни, в моменты кризисов и катастроф.

Искать расовые различия между якобы людьми исключительно в строении физического тела — все равно, что попытаться выявить принципиальную отменность между компьютерами «Макинтош» и «Интел» методом разборки их на составные части, вплоть до молекул, но предварительно отключив от электропитания. Сравнительная расовая морфология, физиология и молекулярная генетика мало что даст, если изучать гоминида, «выключенным из розетки».

Безусловно, типичный маломерный китаец и типичный белый скандинав отличаются по своему фенотипу даже больше, чем конь от осла. Если запустить такого скандинава-хипстера в какую-то глухую бирманскую деревню, где не понимают английского, и оставить его там, то он так никогда и не поймет, с кем имеет дело, вступая в контакт с деревенскими лишь по самой малой поверхности. Вглубь их внутреннего мира он не проникнет, как и они в его, из-за «неощущения» друг друга.

Если не зашориваться официозными установками о едином ЧЕЛОВЕКЕ, то легко уяснить, что с тем же успехом наш скандинав мог бы жить и среди дельфинов, имей он возможность поддерживать биологическое функционирование под водой — в их естественной среде. На пути таких экспериментов ничто сегодня не стоит, коме табу Кагала. Опыт проживания дельфинов в неволе со всей очевидностью демонстрирует, что контакт с людьми и взаимное понимание достигаются легко и его можно было бы углубить и усложнить еще сильнее при наличии научного интереса, созидательной воли и ресурсов. Глубина взаимной диффузии во внутренний мир дельфинов и гоминидов была бы ничуть не меньшей, чем психическое взаимопроникновение скандинава-хипстера и забитых бирманских крестьян из бедной деревни.

Но если бы такое взаимопонимание наступило, то никому и в голову не придет называть дельфинов людьми или людей — дельфинами. Здравый смысл этому препятствует. Очевидно, что люди и дельфины — это разные формы разумной жизни. Однако, по большому счету, если бы дельфины жили на поверхности суши, то внушить идею общности, освоив вторую сигнальную систему друг друга, современным пропагандистам, обладающим невообразимыми технологическими возможностями для массовых манипуляций общественным сознанием, не составило бы труда. Возьмите, к примеру, рыжего здоровяка из Сибири и сравните его с бушменом цвета ночи! А потом сравните дельфина-гринда и касатку — две формы разумной жизни. Навскидку, разница между касатками и дельфинами ничуть не большая, чем между рыжим гигантом-славянином и мелким черным африканцем. По-хорошему, никому и в голову не должна была бы прийти мысль, что ариец и готтентот представляют собою одну форму разума. Во всяком случае, они настолько разнятся между собой, что доказывать их общность следовало бы со всей научной тщательностью и методологической безупречностью, а не просто вопить в СМИ: «Расисты! Это нетолерантно!»