СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова - [67]

Немцы начали свое вторжение с уничтожения на рассвете 22 ангаров, складов с горючим и боеприпасами, и одновременно перешли в наступление корпуса с механизированной пехотой. 3 дня шел неравный бой, а потом стихло. Патронов не стало, горючее вышло, снарядов нет, связь везде и всюду нарушена».[319]

Заместитель начальника штаба и начальник оперативного отдела (управления) Приб ОВО (Северо-Западного фронта) генерал-майор Ф. И. Трухин 19–20 июня 1941 г. совершил полевую поездку в приграничную полосу вместе с командующим войсками генерал-полковником Ф. И. Кузнецовым. Позднее, в плену, Трухин[320] с горечью говорил о том, что Кузнецов ничего не знал о близости войны и о практической неготовности армии к этой войне.[321] На допросе немцами будущий начальник штаба власовской армии сообщил о себе основные автобиографические сведения и поставил под сомнение возможность достижения вермахтом быстрой победы над Красной армией. Затем он был доставлен на армейский сборно-пересыльный пункт (Armee-Gefangenensammelstelle) в Эбенроде и позднее — в офлаг[322]№ 62. Фамилия Трухина не фигурировала в перечне фамилий командиров, предоставивших противнику сведения о подготовке СССР к нападению на Германию.

Если руководствоваться логикой О. В. Вишлева — это странно. Получается, что большинство генералов, сотрудничавших с А. А. Власовым (И. А. Благовещенский, Д. Е. Закутный, Ф. И. Трухин, М. М. Шаповалов), «выгодных» противнику показаний не дали, упустив верный шанс «понравиться гитлеровцам». Хотя, например, командир 21- го стрелкового корпуса 21-й армии (I формирования) Западного фронта генерал-майор Д. Е. Закутный[323] при настойчивом желании мог бы кое-что рассказать Хильгеру или сотрудникам Гелена. В начале июня 1941 г. Закутный отдыхал в Сочи. После 14 июня он был неожиданно отозван из отпуска и 20 июня прибыл в Москву. 21 июня Закутного принял нарком обороны маршал С. К. Тимошенко, а затем — заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант В. Д. Соколовский. Затем Закутный немедленно убыл из Москвы к месту службы, в Витебск. Но о содержании бесед, состоявшихся накануне войны с Тимошенко и Соколовским, Закутный никогда не распространялся. Правда, в частном разговоре с одним русским эмигрантом в Берлине он как-то обронил загадочную фразу: «Пограничное сражение проиграла политика, а не мы, генералы».[324]

Достаточно определенно о наступательных планах Сталина высказывались в немецком плену генерал-лейтенант А. Власов и командир 41-й стрелковой дивизии (II формирования) 6-й армии Юго-Западного фронта полковник Г. Баерский (псевдоним — В. И. Боярский).[325]7 августа 1942 г. они встречались в Винницком лагере военнопленных (офлаг № 83?) с Г. Хильгером, специально приехавшим из Берлина. В мае — июне 1941 г. оба занимали ответственные должности на Западе.

Власов командовал в КОВО 4-м механизированным корпусом (дислокация управления — Львов) 6-й армии (I формирования) в звании генерал-майора. 20 июня, выполняя приказ командующего генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко, Власов объявил в корпусе боевую тревогу, по которой поднял 8-ю танковую дивизию (в/ч № 5427) полковника П. С. Фотченкова и 81-ю моторизованную Калужскую дивизию (в/ч № 5454) полковника П. М. Варыпаева, приказав им начать выдвижение в установленные районы сосредоточения в районах Дубровицы и Янова (Львовская область). 21 июня приказал соединениям корпуса продолжать движение еще западнее р-нов сосредоточения, установленных планом прикрытия госграницы. 32-я танковая дивизия (в/ч № 9656) полковника Е. Г. Пушкина начала выход из Львова между двумя и тремя часами ночи 22 июня.[326] Баерский служил начальником штаба 31-го стрелкового корпуса в звании подполковника. Весной 1941 г. корпус находился в составе войск Дальневосточного Краснознаменного фронта (ДВКФ). В рамках мероприятий, проводимых по решению ЦК ВКП (б) и СНК СССР, 26 апреля 1941 г. Военные советы Заб ВО и ДВКФ получили приказ об отправке на Запад двух стрелковых и механизированного корпусов, а также двух воздушно-десантных бригад. В ходе выполнения полученного приказа к 25 мая управление 31-го стрелкового корпуса генерал-майора А. И. Лопатина прибыло в КОВО и вошло в состав 5-й армии (I формирования) генерал-майора танковых войск М. И. Потапова.[327]

В беседе с Хильгером оба военнопленных так ответили на вопрос дипломата о вероятности нападения Советского Союза на Германию:

Власов: «Такие замыслы, бесспорно, существовали. Концентрация войск в районе Львова указывала на то, что планировался удар по Румынии в направлении нефтяных месторождений. Соединения, стянутые в район Минска, предназначались для того, чтобы отразить неизбежный германский контрудар. К германскому нападению Красная армия была не готова. Несмотря на все слухи о соответствующих германских мероприятиях, никто в Советском Союзе не верил в такую возможность. Действия советской стороны были нацелены на подготовку собственного наступления, оборонительные мероприятия, напротив, очень сильно отставали. Этот факт в сочетании с «идиотским» руководством и был причиной первых крупных неудач».