Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 - [31]

Отец, казалось, согласился со мной, но в его голосе слышалось сомнение. Он вздохнул, взглянул на ладони, снова вздохнул.

— Я завидую этому человеку.

— Кому?

— Ты знаешь, кому, — он посмотрел мне прямо в глаза. — В самом деле, во всей округе… я не знаю никого счастливее Кларенса Малтифорда…

— Он двинутый, пап. Неизлечимый псих.

— Прекрасно. Возможно, в этом и ответ, — отец поднял глаза к небу, а потом задал риторический вопрос: — Подумать только! Двое хотят считать третьего сумасшедшим, а все почему? Потому что он слишком счастлив и не вписывается в их привычные представления. Вот ужас-то!

Он грустно улыбнулся. У отца было особое лицо, на котором счастливое выражение надолго не задерживалось.

— Разве подобные мысли не отвратительны? — спросил он меня. — И тебе ничуть не стыдно, Джон?

— Я прекрасно знаю, кто ты, — предупредил меня Малтифорд. Конечно, особой радости в его голосе не было, но и злости тоже. Я увидел двуствольную винтовку, и тут лучик его фонарика скользнул по глазам, на секунду ослепив меня. — Поднимись, Джон. Будь так добр.

Он узнал меня. Последняя надежда рухнула.

— Что вы здесь делали? За что вы обидели мою кукурузу?

Я сглотнул. Встал. Попытался ответить и тут обнаружил, что голос мне отказывает.

— Что вы делали на моем поле, Джон?

— Не знаю, — прошептал я. — То есть, я, кажется, совсем немного попортил…

— Ты уверен? — он подошел ближе. Хотя свет фонарика скрывал его черты, я ясно помнил его лицо — изможденное, обветренное и загорелое, и горевшие безумным блеском глаза. До меня явственно доносился стойкий запах, замешанный на кукурузе и холостяцкой жизни. Фонариком, а потом и ружьем, он показал куда-то вперед.

— Почему бы нам не выйти к дороге, Джон? Ты можешь идти впереди. И, пожалуйста, не обижай больше мою кукурузу.

Ноги отяжелели, будто увязли в невидимом сиропе. Этот псих стоял позади меня.

— Что подумает твой отец, если узнает, что ты тут делал? Верно, гордиться не станет.

Я попытался сказать что-нибудь умное, но способен был лишь взвизгнуть:

— Нет, наверное.

— Может, пойдем к нему, все расскажем?

Мои ноги словно вросли в землю. Мне показалось на мгновение — пусть уж лучше пристрелит на месте, чем расскажет отцу.

— Давай договоримся, — сказал Малтифорд. — Я не буду предъявлять обвинение. И вообще никому не стану говорить. Мы все уладим на месте, и ты сможешь уйти с чистой совестью.

Это прозвучало чудесно, но через две секунды я представил себе все возможные условия ужасной сделки. И вновь двинулся в путь, часто дыша и стараясь не сбавлять шаг.

— А что делать надо?

— Ты выполнишь для меня кое-какую работу.

— Прямо сейчас?

— Да вроде ты не очень занят, — сказал он в ответ, и в его голосе послышалась усмешка. Это меня разозлило. Ведет меня под конвоем, да еще ухмыляется. — Мне нужно перетащить кое-какие тяжелые вещи, Джон, и помощь была бы очень кстати.

— Мои друзья знают, что я здесь, — вырвалось у меня. — Если что-нибудь случится…

— Понимаю, — это были слова нормального человека. Как будто он действительно все понимал, точно какой-то мудрец. Поравнявшись со мной, он зашагал по другую сторону зеленой стены и пообещал:

— Я доставлю тебя домой к утренней службе.

Черт побери, уже утро воскресенья? Взглянув на часы, я увидел, что время за полночь. Если бы даже я испарился, сию секунду, до часу — мой крайний срок — мне домой не успеть.

Но исчезнуть не было никакой возможности. Бок о бок мы вышли из кукурузы, и воздух стал прохладней и суше. Дышать было легче. Звуки слышались отчетливей. Малтифорд переломил ружье, и оттуда выскочили две пустых гильзы. Он не перезаряжал его после того, как выпалил в воздух, и поняв это, я почувствовал себя еще гаже. Луна осветила его лицо, которое я и так помнил, — на нем была широкая счастливая улыбка, — а жилистое тело старика было облачено в обычную фермерскую одежду: джинсы, удобные ботинки и простую рубашку.

— Мой грузовик там, внизу.

Мы зашагали дальше, причем он так и нес ружье незакрытым, и потом изрек:

— Что за чудесная ночь сегодня.

Я ничего не ответил.

— Чудесная, чудесная, чудесная, — начал повторять он.

Я не стал и это комментировать.

— Они прилетят сегодня, Джон, — он глубоко вздохнул, а потом добавил: — Через какое-то время. Совсем скоро.

Поглядев под ноги, я увидел, что уже иду по посыпанной гравием дороге.

— Кто прилетит, Джон? О ком я говорю?

Мы подошли к его пикапу — это был большой, новехонький “Шевроле”, игрушка богатого фермера — и я услышал собственный ответ: “Пришельцы на тарелочке”.

Малтифорд посмотрел на меня и, засмеявшись, проговорил:

— Широта твоих познаний близка к нулю, сынок, — он покачал головой, упиваясь собой. — Так близка, что и не разглядишь. Это ж надо!

В городской библиотеке Пеликана я наткнулся на одну книжку. Пока ни разу не брал ее на дом, а обычно пробирался в самый дальний угол, чтобы никто не заметил, что именно я читаю. Она рассказывала о кругах на полях; в ней были собраны снимки таких штук со всего мира. На полудюжине фотографий были засняты наши места, все — с воздуха, и по большей части — участок Малтифорда. Мне они нравились, но я бы никогда не признался в этом другим. Я полагал, что НЛО тут ни при чем, инопланетяне нашли бы места получше, куда слетать. А круги и другие знаки просто здорово смотрелись на фоне ярко-зеленых стеблей. Я даже втайне восхищался Малтифордом и завидовал его мастерству работать при свете луны или звезд, в одиночку, и, превращая таким образом Пеликан в столицу кукурузных кругов этого полушария.