Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11 - [38]

— Ну ладно, хватит, — говорит один из охранников. — Наденьте на него наручники.

Браслеты защелкиваются на запястьях моих рук.

— БРРР! Пластик! Снимите, снимите, снимите их с меня!

Тут каким-то образом Эмилио оказывается рядом со мной:

— Все в порядке, ребята, вышло недоразумение. Этому парню назначена встреча. Сейчас я им займусь.

Толстокожие громадины неуверенно подчиняются. Меня отпускают под опеку Эмилио. Собрав все свое достоинство, я привожу в порядок повязку на голове и распутываю длинную бахрому своей кожаной куртки. Затем следую за Эмилио в его кабинет.

Мы садимся, и Эмилио, подавшись вперед и положив руки на стол, несколько минут внимательно смотрит на меня. Наконец он прерывает молчание.

— Это действительно вы. Я вижу сходство с тем старым снимком, который мы помещаем над вашей колонкой. Ну, вы знаете, групповая фотография из Вудстока[34], где вы испачканы в грязи. Бинер Уилкинз…. Не могу поверить. Знаете, иногда мы задумывались: вдруг вас уже нет среди живых и ваши колонки печатает компьютер?

— Я явно не мертв, дружище. Просто я дорожу своим уединением. Кроме того, ваш современный мир явно не располагает к общению. Но послушайте. Что заставило Вас вмешаться и спасти меня?

— Ну, во-первых, скажу я вам, у нас минимум раз в месяц появляется какой-нибудь псих, утверждающий что он и есть Бинер Уилкинз. Знаете, вокруг вас сложилось целая легенда. Она влечет к себе неудовлетворенных жизнью субъектов, поколение за поколением. Так что поначалу, знаете ли, я не испытывал к вам ни малейшего сочувствия. Но этот эпизод с наручниками заставил меня насторожиться. Я вспомнил, что настоящий Бинер ненавидел… — то есть ненавидит — пластик.

Теперь я немного расслабляюсь и расщедриваюсь на похвалу.

— Вы очень проницательны, Эмилио. Я рад, что у вас такая точная память. так как меня не очень радовала перспектива вместо вас сейчас приветствовать мостовую.

— Ваша ненависть к пластику никогда не выходила у меня из головы. Мне казалось чудным, что тот, вся жизнь которого вращалась вокруг старых записей, настолько терпеть не может пластик. Какое-то противоречие….

— Я не ем пластинки и не надеваю их на себя, поэтому то, что они из пластика, меня не беспокоит. Тем не менее, меня коробит от еды, упакованной в материалы, производные от углеводородов, или от одежды, сшитой из них.

Эмилио откидывается в кресле.

— Так что вас привело сюда, Бинер?

Не успеваю я ответить, как меня внезапно охватывает жгучая жажда, как в центре Сахары. События этого дня иссушили мое горло.

— Эмилио, у вас есть чего-нибудь выпить? — спрашиваю я.

Эмилио ударяет по клавише внутренней связи:

— Миз Орсон, принесите нам две коки, пожалуйста….

— Ну да, — возражаю я, — это в пластиковых-то банках?

— Ну, конечно… A-а, понимаю. Я отменяю мое распоряжение, Миз Орсон. Тогда, Бинер, я не знаю, что и делать…

Глаза мои, блуждавшие все это время по кабинету, радостно останавливаются на витрине, в которой находятся кожаная куртка, расческа, обгоревший корпус гитары… и жестяная банка с напитком «Ю-ХУ». Не спросив разрешения, я иду к витрине, запускаю туда руку — и в следующую секунду вскрываю банку.

У Эмилио вырывается вопль.

— Успокойтесь, приятель, — советую я. — В чем дело?

— Это банка!.. Знаете, кто касался ее в последний раз?

— Нет…

— Джон Леннон, всего за несколько минут перед тем, как его застрелили!

— Ой… — Я заглядываю внутрь витрины, и действительно — перед каждым предметом — маленькая табличка: куртка Лу Рида[35], гитара Хендрикса[36], расческа Элвиса[37], банка «Ю-ХУ», принадлежавшая Леннону[38]…Ну вот… Sic transit gloria…[39] и все такое…

Вернувшись на свое место, я посвящаю Эмилио в суть своих Поисков. Он кивает, вытирая с глаз слезы. По окончании рассказа он уже почти в норме.

— Ну и задали же вы себе работенку, Бинер, — примирительно замечает он. — Эти старые пластинки никому больше не нужны, и поэтому их практически никто не продает. Единственное, что вы можете попробовать сделать, — это поискать в том магазинчике, что в Виллидже…

Вот дырявая голова! Конечно же! Виллидж! Ведь это и есть родина «Loving Spoonful», духовное пристанище всех неустроенных и мятущихся душ, каждого битника, хиппи и панка на планете! Наверняка там, в каком-нибудь магазинчике подержанных пластинок, — а там их не счесть, — я найду свой любимый альбом.

— Но, мне кажется, у вас несколько смещенный в прошлое взгляд на мир…

— Не надо! Я в курсе!

— Да, возможно… В курсе чего?..

Я пропускаю мимо ушей сарказм Эмилио, и порываюсь скорее исчезнуть.

— Эмилио, чрезвычайно хитово было с вами познакомиться, но теперь мне пора двигать. Надеюсь, мои колонки вас удовлетворяют?..

— Да, все в порядке. Они привлекают читателей Вашего поколения, которое представляет важный сегмент рынка, а другим дают пищу для улыбки. Не могли бы вы быть чуть снисходительнее к современной музыке? Вы же ничего не хвалили со времени выхода совместного альбома Мадонны и «Grateful Dead»[40] незадолго до того, как у певицы родилась дочь — да и с тех пор минуло лет шесть!

— Я и дальше буду называть вещи своими именами, Эмилио. Пусть музыканты пишут хорошую музыку, тогда я ее похвалю. Но я не буду превозносить однотипную, шаблонную чепуху.