Сверхновая американская фантастика, 1995 № 03 - [10]

Как долго затем русал плавает в одиночестве, зависит от обстоятельств и его собственной воли. Наконец, он встречает другого русала, восприимчивого к его сигналам, и весь цикл начинается сначала.

Из-за этой особенности поведения, русалочий народ не может иметь ни правительства, ни религии, ни общества — короче, никакой цивилизации, даже такой примитивной, как у племени дикарей.

Однако у русалов существует творчество: легенды (смотри приложение А), необыкновенной красоты поэмы из образов, которые запоминаются и передаются от одной пары к другой веками.

Но любое открытие, сделанное одинокой русалочьей особью мужского или женского пола, может очень просто умереть вместе с ней либо передается от одной пары к другой во все более искаженном виде. Ведь, не считая создания пар, русалы не имеют влечения к совместной жизни в «обществе».

Чем больше мисс Карстэрс узнавала об обычаях русалочьего народа, тем больше радовалась, насколько ей повезло, что русал вообще «заговорил» с ней. Ведь одинокие русалы — народ вздорный, они могут и напасть на случайно встретившегося им собрата или просто уклониться от встречи.

Мисс Карстэрс сделала вывод, что русал воспринимает ее как своего компаньона на тот неопределенный срок, который им предстояло пробыть вместе. Она только никак не могла установить, что ему-то приносят их отношения? Рассуждая о его эмоциях и чувствах, она считала, что Амфибий просто изучает ее, как и она его, с таким же доброжелательным любопытством, как-то не задумываясь, что, собственно, такого рода любопытство и стремление к познанию типично человеческая черта.

Кризис наступил в начале декабря, когда, по мнению мисс Карстэрс, настало время перейти к наиболее щекотливой теме — репродуктивной функции русалов. Как ученый, мисс Карстэрс не могла обойти этот вопрос, каким бы пикантным он не был, так как процесс «ухаживания» и спаривания — в центре изучения любого нового вида. В сундуке со старыми игрушками на чердаке она откопала фарфорового пупса, а также достала свой семейный альбом, и с помощью популярного издания по анатомии человека преподала русалу урок о том, как размножаются люди.

Поначалу, как ей показалось, русал вел себя весьма рассеянно. Но долгое наблюдение научило мисс Карстэрс разбираться в его настроениях, и она скоро поняла, что его постукивание пальцами, подергивание гребнем и нежелание встречаться с ней взглядом говорили о его небывалом смущении. Это заинтересовало мисс Карстэрс.

Она дотронулась до его запястья, привлекая внимание, затем покачала головой и на мгновение закрыла глаза. Это означало: «Извини». Затем она показала ему коричневой сепии дагерротип, где она — серьезная, упитанная малышка — стояла на диване, поддерживаемая хмурыми родителями с двух сторон. «Будь добр, расскажи мне то, о чем я тебя спрашиваю».

В ответ русал распустил свой гребень, свирепо раскрыл рот, и нырнул в самую глубину бассейна, где выместил свое раздражение на самом большом омаре мисс Карстэрс, обезглавив его. Это было отвратительно. Мисс Карстэрс швырнула в бассейн куклу и прошествовала вон из комнаты. Она была в ярости. Ведь без раздела о размножении ее статья останется незаконченной, а ей так не терпелось скорее отослать ее. И это после того, как в первый же день он продемонстрировал ей всего себя во всей красе, а затем позволил ей путешествовать по океанам вместе с ним в его воображении? Откуда вдруг такая застенчивость?

Весь остаток дня мисс Карстэрс размышляла над реакцией русала на ее вопрос и к вечеру пришла к выводу, что на все, касающееся размножения, в сознании русала наложено какое-то необъяснимое табу — но, по здравому размышлению, он мог уже понять, что не должен стыдиться открыть тайны размножения русалов ей, движимой исключительно объективным научным интересом.

Ей никогда не приходило в голову, что этот разговор о физическом слиянии мог смущать и расстраивать русала, находящегося по воле судьбы целиком во власти особы женского пола, с которой он никогда не мог бы слиться.

На следующее утро мисс Карстэрс вошла в оранжерею — русал сидел лицом к двери, а не к океану, как обычно. Несомненно, он ждал ее. А она, когда уселась и подняла на него глаза, чувствовала себя девчонкой, пойманной с поличным за какие-то детские проступки и теперь приглашенная, чтобы ее отчитали.

Без предисловия, русал послал ей целую серию образов. Парочка русалов — мужского и женского пола — плавала вместе, охотилась, совокуплялась. Вскоре они разделились, она уплыла к коралловым рифам, он — в арктические моря. Женская особь плавала, охотилась, исследовала новые края. Прошло какое-то время — не так долго, показалось мисс Карстэрс.

Русалка встретила особу своего пола, прогнала ее, потом повстречалась с русалом и влюбленно сплелась с ним. Это слияние было более сложным, чем предыдущие совокупления; но вот все закончилось, и русал уплыл.

Потом у русала появился необычайный аппетит. Он стал искать себе компаньона, наткнулся на другую мужскую особь. Они плавали вместе, и второй русал охотился за двоих, когда первый был уже не в силах этого делать. Чем тяжелее становился первый русал, с тем большей жадностью он набрасывался на еду, набивая рыбой свой карман на животе, словно стремясь накопить еду про запас. «Как нелепо», — подумала мисс Карстэрс. И, вдруг, в один момент, малюсенькая головка с гребешком просунулась из мешка русала, и покрывавшие ее чешуйки вздыбились. Вода загонялась в крошечные жабры, маленькие ручки работали, вытаскивая все тельце из сумки. Поймав блуждающий взгляд малыша и гипнотизируя его своими радужными глазами, компаньон русала словно бы одобряющими словами помог ему окончательно выбраться из живой колыбели и нежно принял его на руки.