Сверхдержава - [17]

— Жаль, не изобрели пока управляемых бомб с точным наведением, — вздохнул Ховарде.

Компания шла пешком, за ними последовали кэдди[14] на автоматических тележках.

Молодожёны Виктор Дё Бурсей и Эсма Брэкентот наконец воссоединились. Погода на Эвересте улучшилась, Эсма открыла свой ресторан, уже начавший приносить баснословный доход, и улетела к Виктору.

Прежде чем вернуться на Гавайи, новобрачные решили провести денёк у океана на юго-западе Ирландии, на полуострове. Мягкий свежий воздух способствовал пищеварению, и это было немаловажно после обильного ленча в местном пабе. Волны тёплого атлантического течения окрепли, преодолев всю Атлантику, и, словно ретивые самцы, набрасывались на береговую линию.

Или, как спел Виктор, «пену извергла пучина, настала её кончина[15]».

— Что за пошлые намёки? — возмутилась Эсма.

Они расхохотались и сорвались с места, оглашая побережье громкими криками.

Тяжело дыша, Эсма приземлилась на мягкий дёрн.

— Отдохни, дорогая. Я пройдусь и заодно разгляжу поближе маленькую церковь неподалёку. Ту, что белеет на краю обрыва. Как бы чайки не столкнули её в океан!

— И шагу не могу ступить, — вздохнула Эсма, посмотрев на Виктора снизу вверх. Кончился реактивный заряд ирландского виски!

Поцеловав её в губы, муж отправился по тропинке исследовать окрестности, наслаждаясь лёгкими порывами морского ветра. Шторм ослаб.

Напевая, он добрался до цели. С белых стен, испещрённых паутиной трещин, осыпалась побелка, с крыши, увенчанной крестом, частично обвалилась черепица. Виктору вспомнились церквушки, которые ему доводилось видеть на греческих островах. Тут он увидел грузного мужчину в потёртом вельветовом пиджаке, пришедшего со стороны берега. Тот поприветствовал его.

— Хочешь войти? Заперто!.. Даже если не хочешь — всё равно закрыто, — подмигнул он Виктору. — Уходя, Иисус Христос бросил ключ в Атлантический океан.

Грузный пришелец перестал улыбаться и засунул руки в карманы, ожидая дальнейшего развития событий.

— Я осматриваю местные достопримечательности, и как раз собираюсь поворачивать назад.

— Таково нынче положение религии, — заметил незнакомец. — Увидел церковь — возможно, счёл, что она тебе нужна. И вот — уходишь. Кто же может сказать, нуждался ли ты в ней в действительности? Даже ты не сможешь! Между прочим, я — Падди Коул.

Коулу было за пятьдесят, седые вихры выбивались из-под твидовой кепки.

Виктор пожал его мясистую руку и представился. Собеседник, казалось, раньше не слышал такой фамилии.

Ниже по склону примостились два домика — таких же белых, как и церковь. Из трубы одного из них вился лёгкий дымок.

— Вы там живёте? — нарушил молчание Виктор.

Коул махнул в сторону хижин-близнецов:

— Мой тот, что посередине.

— Ну, мне пора.

Падди Коул усмехнулся:

— А, наверное, француз? Акцент слышу. Не понимаешь ирландского юмора? Я художник, и вижу тебя насквозь. Хотя, конечно, снова шучу. Зайди ко мне, взгляни на мои полотна.

— Мне нужно возвращаться.

— Да плюнь на свою девчонку! Дай бедняжке отдохнуть. Бывал я во Франции. Пожил и на Монмартре. Знаю я вас, французишек. — Схватив сына президента за руку и почти бегом потащив его вниз по крутому склону, он не давал Виктору возможности остановиться. — Пока не был у меня — считай, и Ирландии не видал!

А домишко и вправду оказался довольно интересным. Виктор с любопытством осмотрелся. С частично выцветших снимков, развешенных в рамках по стенам, смотрели люди.

Нашлись и сравнительно свежие фотографии обнажённых женщин на пляже. Вернее, только одной женщины, но в разных ракурсах. Вошедших улыбкой приветствовала девушка со спутанными тусклыми волосами по имени Фэй.

— Не выпьете чего-нибудь, сэр?

В доме царила нищета. Ни занавесок на окнах, ни ковров на полах, старый полосатый кот на треснувшем подоконнике, на полке — заварочный чайник с отбитым носиком, подпирающий несколько книг в бумажных обложках. Всего две комнаты, маленькая кухонька, откуда доносился густой аромат мясного рагу.

Веранда с видом на море служила спальней и гостиной, а в дальней комнате у Коула располагалась мастерская. Тут смешивались запахи готовящейся еды и льняного масла. Тесная комнатушка была заставлена картинами без рам. Хозяин пригласил Виктора осмотреть каморку.

— А это место мы зовём Королевской академией искусств.

Нога в ботинке оказалась на кухонном стуле, Коул поставил на колено один из шедевров: нечто абстрактное, нанесённое на полотно широкими мазками чёрной и красной краски.

Виктор не нашёл что сказать.

— А я ещё и стихи сочиняю, — сообщил Коул, как будто оправдываясь.

О, Килберкилти, край потерянный

О берег бьются волны, неподвластны времени.

Лишь только в предзакатный час

Агония сгорающего дня наполнит силой нас.

— Не понравилось, да? — Очевидно, Коул спрашивал о картине. — Я же вижу… Думаешь, мои картины — фигня на постном масле. До черта их тут — и все похожи.

Не без труда он вытащил ещё одну картину.

— Тот же сюжет — конец света. Не оценил, значит… А мне до этого нет дела!

Не сводя глаз с Виктора, он отставил картины и крикнул:

— Фэй, поторопись с выпивкой!

— Предпочёл бы рассмотреть картины получше. Мало что смыслю в абстрактной живописи, однако они производят сильное впечатление.