Свечка. Том 2 - [55]

А что же те, кто не плюнет, не перекрестившись, у кого чуть не каждый день пост и всё вокруг – грех, те, кого бывший Хозяин называл мафией, опущенные – сектантами, а сами себя православными величали?

Этим было хуже всего, их вертело и крутило, как фарш в мясорубке. Прибившиеся к храму из-за грева красноповязочники разбежались сразу, рассказывая теперь о своей прошлой православной жизни с мстительными усмешечками, остальные остались при храме, правда уже не внутри, а снаружи. Совсем уж не хотелось говорить, но и это сказать придется: не было больше в «Ветерке» храма во имя Благоразумного разбойника, а все, что от него осталось – кирпичное основание бывшей солдатской чайной да Игорьков крест, с которым пламя не справилось, верно и впрямь был из железного дерева сделан.

Загорелось не в церкви – в подсобке, о которой недавно еще все мечтали, а теперь стояли и нюхали, прощаясь с мечтой: «Какава горит. Греча занялась, “Ява” явская задымила».

Говорят, пожар в публичном доме во время наводнения – это смешно… Не знаем, не видели, а вот пожар в исправительно-трудовом учреждении в зимний период – это и вправду ухохочешься: толкали пожарную бочку, как те цыгане паровоз, а чего ее толкать, если вода в ней замерзла.

Зэки волнуются, что добро горит, а охрана волнуется, чтобы в огонь кто не кинулся, потому что потом уже факт пожара не скроешь, затворами клацают, орут, как оглашенные: «Стоять лежать не двигаться!», собаки лают, волки воют, шум, гам, тарарам.

Когда подсобка горела, народ еще кое-как держался, а когда из церковных окошек красивый золотистый дым повалил, некоторые контроль над собой потеряли. Налет с Лаврухой с разных сторон в горящий храм рванули, на «Стой, стрелять буду!» не реагируя, и скоро оттуда выскочили, кашляя до рыданий, прижимая к груди церковную посуду, все их чашки-ложки, блестящие, да, но не золотые и даже не позолоченные, спрашивается, чего было так рисковать?

Посуду спасли, а больше вроде ничего не спасли, все Рубелевы художества огонь поглотил, а заодно и творение безвестного Облачкина. Иконы тоже сгорели, в том числе и привезенная из монастыря монахами «чуть ли не чудотворная» Семистрельная.

Сгорела…

Что ж, и не такие иконы исчезали навечно в огненной купели, даже сама Казанская Божья Матерь почила навеки в огненной пещи, брошенная туда рукой неблагоразумного разбойника Стояна Чайкина, чтобы сильней разжечь пожар веры в русских людях, возродившись в тысячах и миллионах списков, творяй и творяй чудеса, глядишь и эта не забудется, напоминая о себе через умягченные сердца тех, кто, глядя на нее, крестился, молился, прикладывался…

Так что не было больше храма в «Ветерке», а оставшаяся без крыши над головой община, точнее ее остатки, разделилась внутри себя на две враждующие группировки.

Лидером первой был Шуйца, второй – Десница. Налет и Лавруха теперь не только не разговаривали между собой, но и не здоровались, рядовые же члены обзывались грязными словами и даже плевались при встрече.

Суть разногласий между шуйцыными и десницыными заключалась в следующем: кем считать Игорька – иудой или апостолом?

Иудой – потому что предал всех и сбежал, как Иуда, а апостолом – потому что вернулся, как Петр. (Самоубийство в расчет не бралось, потому как еще не известно, сам или не сам.)

Первые утверждали первое, вторые – второе, а может и наоборот, впрочем, это не важно, так как, кроме вражды и злобы, в православной общине ИТУ 4/12-38 ничего уже не осталось.

Религиозная жизнь «Ветерка» концентрировалась теперь вокруг Константина Львовича Сахаркова, жулика в особо крупных размерах, который создал и возглавил что-то вроде новой религии, отдаленно напоминающей финансовую пирамиду, религии современной, занимательной, а главное, не такой обременительной, как православие.

А теперь скажите мне, сколько времени понадобилось для того, чтобы произошли все вышеописанные столь разительные перемены? Год? Пять? Десять?

А сорок дней не хотите?!

Сорок дней всего лишь прошло с того памятного дня, когда сила пошла на силу и сила силу сокрушила, сорок дней понадобилось всего, чтобы в «Ветерке» небо и земля поменялись местами!

Нет, верно, прав был о. Мардарий, когда говорил, что со временем что-то неладное творится, катится оно к своему концу все быстрей и быстрей.

Раньше на подобные метаморфозы потребовались бы годы и годы – сорок лет водил евреев по пустыне Моисей, пока куда надо не вывел, а несчастные обитатели «Ветерка» всего лишь за сорок дней забрались в такие дебри, что совсем непонятно, как из них выбираться.

Говоря о сорока днях, мы не ищем никаких аллюзий, ни на что не намекаем и, упаси бог, не сравниваем убогих сидельцев исправительно-трудового учреждения с ветхозаветными евреями. Просто ровно спустя сорок дней после памятного поединка, а именно 24 декабря 1999 года, новый Хозяин подписал приказ о расформировании 21-го отряда с последующим распределением его членов по всем другим отрядам.

Говорят, подписывая его, Яснополянский выразился в том смысле, что в двадцать первом веке не должно быть никаких обиженных, никаких последних, не подумав, видать, что кто-то на кого-то всегда будет обижаться, и если есть первые, то будут и последние, и если запрещать последних, то и с первыми придется потом что-то делать.