Сват из Перигора - [100]

Нагнув голову, Гийом попытался пересечь двор замка, но ветер схватил его за ноги и шмякнул о выбеленную солнцем дверь. Поднявшись с земли, сваха замолотил по двери кулаками, но ответа не последовало. Чувствуя, что буря вновь норовит оттащить его за лодыжки, он оставил приличия, ввалился в дом и, подперев дверь спиной, кое-как запер ее. Под барабанную дробь гравия, что закручивался волчком во дворе и обстреливал окна замка, сваха громко позвал хозяйку, но никто ему не ответил. По коридору с фиолетовой плесенью, сейчас более напоминавшей по цвету свежую кровь, он прошел в кухню со сводчатым потолком. Медная утварь на крючках грохотала и тряслась, точно бесноватая. Гийом огляделся, но деревянное кресло, сиденье которого сдвигалось, открывая тайник, куда в былые времена прятали соль от сборщика налогов, оказалось пустым. Вернувшись обратно тем же путем, он очутился в гостиной с полом pisé — но никто не прятался под длинным дубовым столом, украденным из монастыря. Сваха метнулся по коридору — мимо комода, скудно инкрустированного перламутром, — рывком открыл двери в grand salon, но обнаружил на перекидном двустороннем полу лишь три еще теплых трупика ласточек.

Под грохот черепицы, что градом сыпалась с крыши во двор, Гийом открыл тяжелые двери оружейной, забитой железными нагрудниками, инкрустированными перламутром мушкетами и старинными двуручными мечами. Но внутри его встретил один лишь смрад поражения. Он спустился в темницу, но во мраке глаза его различили лишь ржавые цепи да царапины на стене. Неожиданно он наткнулся на потайную дверь и очутился в подземном ходе, ведущем в часовню конца XV века, что была отстроена заново руками прокаженных. Но в часовне не оказалось ни единой души, преклонившей колени и молящейся о спасении. Он прошел подземный ход до конца и вышел через маленькую дверцу за дымоходом.

Каменная винтовая лестница, давно нуждающаяся в ремонте, привела Гийома в коридор, увешанный выцветшими гобеленами; обрывки ветра, точно когтями, вцарапывались в трещины вокруг окон. В спальне он опустился на колени — заглянуть под кровать Эмилии Фрэсс, и тут взгляд его упал на листок бумаги. Высохшее на солнце, любовное послание лежало на ночном столике рядом со стаканом подрагивающей воды. Он увидел след от укуса там, где когда-то была его подпись, и еще раз перечитал все, что смог разобрать в расплывшихся кляксах сдобренного ромом crème pâtissière. Глаза Гийома скользили по излияниям обожания и благоговения, и невыплаканные слезы страсти, что копились в его душе двадцать девять лет, заставили сваху поморщиться от боли. Он схватил авторучку, лежавшую рядом с ночником, подписал письмо второй раз, вернул листок на тумбочку и продолжил поиски в башне.

Когда в замке не осталось ни одного уголка, куда не заглянул бы Гийом, уже охрипший, выкрикивая заветное имя, он побрел, шатаясь, как пьяный, обратно через двор. Ветер терзал и мучил его, и огромные каменные зубцы рушились на землю вокруг. Гийом достиг подъемного моста, но тягостный гул за спиной заставил его обернуться. К ужасу своему, он увидел, как ветер срывает с часовни крышу, точно крышку консервной банки. Несколько секунд она провисела в воздухе, пока ураганные порывы, будто соперничая друг с другом, рвали ее то вправо, то влево. Внезапно они отступили, и крыша сверзлась с небес в зловещей тиши, с грохотом обрушившись наземь в нескольких футах от ошалевшего Гийома. Именно в этот момент сваха сообразил, что пора бежать.

Когда Гийом Ладусет забарабанил в дверь бара «Сен-Жюс», умоляя впустить его, там уже находилась довольно внушительная толпа пытающихся забыть о жизни, что прожита зря и которой они вот-вот лишатся навеки. Наконец его стук услышали, дверь открылась, и чудовищный порыв ветра втолкнул сваху внутрь. Пока несколько односельчан боролись с дверью, столы и стулья швырнуло к противоположной стене. Гийом Ладусет спросил, не видел ли кто Эмилию Фрэсс. На мгновение в баре воцарилась полная тишина, а затем Сандрин Фурнье и мсье Моро в один голос ответили, что видели, как Эмилия шла по направлению к лесу. Сваха взял себе выпить и сел у окна, глядя на Пляс-дю-Марш, по которой кубарем носилась мебель с террасы бара. Прорвавшийся под дверь ветер вцепился Гийому в лодыжки, и он понял, что шансов у владелицы замка нет.

Односельчане уже готовились приступить к многословному процессу признания в смертных грехах, но тут кто-то яростно заколотил снаружи. Сердце Гийома сжалось, и он вскочил, чтобы отворить дверь. Но тот, кто, шатаясь, ввалился в бар, оказался совсем не похожим на Эмилию. Борода незнакомца испанским мохом свисала до пупка, а сам он был такого обхвата, что Фабрис Рибу не на шутку забеспокоился насчет целости своих барных стульев.

— Это же Патрис Бодэн, наш аптекарь! — вскричала Модест Симон, обретшая вдруг голос впервые за последние семь лет. — Он вернулся!

Глава 20

Первой, кто проснулся наутро после второго мини-торнадо, была мадам Ладусет. Она безмятежно проспала всю ночь, нисколько не опасаясь за свою жизнь — ведь над изголовьем висели травы La Saint-Jean,