Свартхевди - северянин - [3]

Хотя, впрочем, привороты всякие, проклятия да порчи — я усвоил. Хорошее проклятие, да если силу рун прибавить — оно тоже дорогого стоит. Ну и дедовы книги читать старался.

Но я отвлекся.

Хильда о моих терзаниях сердечных знала, и такому рецепту решения проблемы изрядно удивилась, но как снадобье варить рассказала, и даже записала: что брать, как мельчить, когда сыпать, да как варить. И как силу добавить, чтобы свойства нужные проявились.

Как я ингредиенты собирал — история отдельная, не для слабых духом таким заниматься. Но сварил.

По первости, решил сам не пить, на собаке попробовать. На отцовом псе, по кличке Кость. Нет, животину жалко, ничего не говорю, но себя жальше стократно. Облил ему зельем обильно кусок окорока, да в миску подлил, в воду. Кость поужинал, и спать его сморило.

Наутро, как батя во двор вышел, так ему с радостным лаем чудовище на грудь прыгнуло, жуткое в своей неожиданности. Выглядело оно как мохнатый шар, цвета подтаявшего снега, ни лап, ни морды не видать, сплошная шерсть. Уронить не получилось — батя у меня карл крепкий, устоял на ногах, даже не заорал. Только вот, волосьев седых в бороде с тех пор прибавилось.

Я так рассудил — раз Кость вполне себе живой остался, бодрый и веселый, то все у меня получилось, и пить можно. А что псина излишне обросла — так с дозировкой переборщил вестимо. Ну и выпил — вполовину от того, что на собаке испытал. Спать сморило меня почти сразу, едва до кровати доползти смог.

Ну, что сказать, волосы — выросли.

На голове. Длинные весьма.

Я как встал с постели, тут меня от слабости и зашатало. Добрел до сортира — там у меня затычку и вышибло, и сверху, и снизу, пол дня не знал, какой стороной к дыре повернуться, так карало. И волосы еще эти… Густые, молочно-белые… До земли, и на ярд еще примерно. Родные как увидели, что пугало, вроде тех, что бонды на ячменном поле ставят (ворон пугать) по двору бредет — так эту нежить убивать наладились, кто чем.

Орали при этом про драугра что-то, или про еще зло какое-то. Но разобрались, слава Хеймдаллю-стражу, уберег меня от членов усекновения. А пока вели меня к Хильде, выхаживать, так на меня полборга сбрелось поглядеть.

Так и стал я конем.

Потому, что грива до копыт.

Патлы эти непомерные мне обстригли. Часть Хильда прибрала, на амулеты, часть сожгли. Ну а часть я нашему оружейнику отдал, тот из них тетивы понаделал, на луки. Так до сих пор одолевает, дескать, сносу тетивам нет, не мокнут, не рвутся, на ярмарке с руками оторвали, обещали за следующие золотом платить. Озолотимся, кричал, Сварти, на шерсти твоей! Как снова обрастешь — ко мне приходи, заманивал, йотуново отродье. Я устал его в разные места с такими предложениями посылать — Хильда меня тогда месяца полтора выхаживала от истощения.

А Хельгу я потом проклял, по мелочи, правда: ходила с фиолетовым прыщом на носу, загадочно в темноте светившимся, пока не извинилась, а то его даже ведьма наша убрать не смогла (а, скорее всего, не захотела). А если б не извинилась — я бы ей второй рядом вырастил.

Для симметрии.

На Ауд же женился мой старший брат, но я о том не жалею — хорошо у них сложилось, душа-в-душу живут.

Дело на том не кончилось, ибо батя мой — карл хозяйственный. Задумал он на шерсти заработок поиметь: добыл несколько овец на опыты, потом добыл меня для варки того самого зелья. Только ничего у бати не выгорело: и шерсть оказалась скверная, хоть и длинная, и овцы вскоре подохли. Странно это, Кость-то хоть и поболел изрядно, но жить остался, однако, собачья шерсть нам была без надобности. А трэля же батя тратить на опыты пожадничал, да и не было их, лишних.

— Передохнул? — ласково пнув меня в бок сапожищем, спросил дядька Олаф — А то, смотрю, уж и спать прилег, в тенечке. Бери-ка секиру, щит, да помаши немного, а я посмотрю.

— Немного — это сколько, дядька? — вставать с теплой земли было тяжко, на припекающем летнем солнышке меня изрядно разморило — А то меня дома ждут, дел невпроворот.

— Ага, свиньи не доены, куры не чесаны? Ты в жизни кем быть собираешься, зеленый? Если вольным бондом — так и скажи — дед смачно сплюнул на землю — Я и время на тебя тратить не буду, в земле ковыряться да рыбу ловить тебя пускай другой кто учит. А если уважаемым карлом стать надеешься — то бери яйца в горсть и марш заниматься!

— Так сколько это твое немного?

Обычно за подобную настойчивость в расспросах дед сполна вознаграждал: мог мне мешок с песком на спину определить, или отправить на лужке гусем ходить, или с камнем в руках побегать, или еще чего — в методах наведения дисциплины старик был неистощим. Однако сегодня мое бесстрашие объяснялось тем, что свидание мне было намечено. С девицей Турид, дочерью хольда нашего (исполняющего обязанности старосты борга), и время терять не хотелось: братья говорили, что дева сия доступна и сговорчива, поэтому вечера я ждал с особенным нетерпением.

— Немного, Сварти, это пока мне не надоест, на твое кривляние смотреть. Или, пока не свалишься.

— Почему кривляние-то? Батя говорил, что у меня неплохо уже получается…

— То-то он мне серебра отсыпал, и браги бочонок выставил, чтобы я тебя гонял, как могучий Тор тех козлов, что его колесницу тянут, не гоняет! Но вижу я, что пришло время тебе пинка дать, чтоб языком молоть перестал и делом занялся. Или мне жердину лучше для тебя из забора вынуть, да сломать ее об твою ленивую спину, как думаешь?