Свадебный рэп - [32]

Валентин развернул кресло. Друзья почтительно встали, провожая старика.

Оверкиль

Весь день Саша и Леня мотались по городу, отрабатывая звание «Лучшей пары года». Они разрезали голубую ленточку на открытии небольшой уютной гостиницы с бильярдным залом и превосходной сауной, побывали на традиционной рождественской выставке концептуальной живописи и скульптуры. Из всей неразберихи пластмассовых полостей и плоскостей, замысловатого ржавого железа и верхней одежды, пропитанной каким-то космическим составом, делающим ее огнестойкой, Саше запомнилась «мужская электрическая лампочка». Правда, почему она именно мужская, сказать было трудно, и Леня оспаривал этот факт с автором концепции, бородатым и толстым малым в тельняшке, оказавшимся русским украинцем из Питера. Они выпили с парнем две бутылки водки, но тот никак не мог взять в толк, как это — не понять такую простую вещь, как мужская электрическая лампочка.

— Их женских-то и не делают совсем, — сказал он друзьям по секрету. — Пытались, не получается. Вот сколько хочешь лампочек возьми, хоть здесь, хоть в России, хоть в Америке, все они будут мужские. Это кошмар какой-то — все равно как в мире существовало бы одно Добро, без Зла. Но по уму, по замыслу Создателя, в природе должны существовать и женские лампочки, и я обязательно ее найду. Только как их отличишь? — неожиданно трезво посетовал художник в конце дискуссии. — Ведь они, заразы, совершенно одинаковые.

Приехав поздно вечером домой, Саша, не раздеваясь, прошел к камину и попытался уложить на каминную полку четыре лампочки мужского достоинства, подаренные щедрым художником в тельняшке, но лампочки не держались там и скатывались.

— Да плюнь ты на них, — посоветовал Леня, достав из холодильника две бутылки пива и усаживаясь перед телевизором, — иди лучше пивка выпей.

— Они могут разбиться, — сказал Саша, рассовывая лампочки по карманам.

— Ну и черт с ними, я тебе еще куплю. Может, среди них и женская попадется.

— Нет, — недоверчиво помотал головой Саша, — не попадется, слышал, что художник сказал? Нету их в природе, женских лампочек.

— Все дело в концепции, — заметил Леня, отхлебывая пиво и переключая каналы в поисках чего-нибудь, что можно смотреть под пиво: какого-нибудь кровавого триллера или боевика с мордобоем.

— То есть как это, в концепции? — спросил Саша, с трудом открывая бутылку пива ключами от машины.

— Ну, например, существует концепция, что в природе существуют только мужские лампочки, а женских в природе нет. Хотя это чепуха.

Саша возмущенно замахал руками.

— Ладно, примем как рабочую гипотезу. Бывали концепции и похуже. Так вот, я выступаю с альтернативной концепцией: существуют только женские лампочки, а мужских вообще нет. Что ты на это скажешь?

— Ну, ты вообще, — замотал головой Саша, совершенно обезоруженный и раздавленный цинизмом друга. — Художник же говорил одно, а ты говоришь совершенно другое. Как у тебя язык только повернулся? — сокрушенно сказал он. — А ведь ты тоже ему поверил?

— Я притворялся, что ему верю, потому что у нас хорошо под разговор водка пошла, а вообще мне эти лампочки… до лампочки. Я их видеть не могу, как только я понял, что они могут тоже быть, как люди, мужского рода и женского. Я их возненавидел. Дай я их расколочу к чер — товой матери! — потянулся Леня к лампочкам.

Саша загородил их руками и решительно сказал:

— Не дам!

— Отдай! — с угрозой проговорил Леня, размахивая телевизионным пультом и нервически нажимая кнопки, отчего телевизионные каналы сменяли друг друга с молниеносной быстротой. Так он проскочил какие-то новости, но вдруг услышал знакомую фамилию — «Гоген — ройтер» — и вернулся.

— А теперь новости в более подробном изложении, — произнес ведущий. — Сегодня на девяносто четвертом году жизни в своем замке скончался один из самых богатых людей планеты — Александр Мария Гогенройтер, состояние которого, по оценкам наших специалистов…

Саша удивленно спросил телеведущего:

— Что-что?

Леня нетерпеливо перебил:

— Да погоди ты!

Но сумма, в которую оценивалось состояние Гугенройтера, была уже названа.

— …миллиардов долларов, — закончил ведущий.

— А мне этот старик понравился, — сказал Леня, — жалко его.

Саша уже стоял с неведомо откуда взявшейся бутылкой наготове:

— Помянем?

— Отчего не помянуть?

Копи Гугенройтера

Саша и Леня в черных костюмах, томные после поминок накануне, слушали нотариуса, который читал завещание Гугенройтера. Его голос гулко разносился по огромной библиотеке покойного, возвращаясь эхом из-под сводов высокого потолка, словно сам Гугенройтер повторял текст, чтобы нотариус случайно чего-то не забыл.

Рядом сидели еще несколько человек, которые не скрывали к друзьям своей неприязни. Знаком друзьям был только Валентин-Вилли, который держал у губ черный кружевной платок и почему-то иногда подмигивал Лене и Саше.

— Будучи в здравом уме и твердой памяти, — читал нотариус, — в присутствии двух свидетелей и нашего душеприказчика я официально заявляю о передаче всего моего состояния, выраженного в недвижимости, драгоценных камнях и металлах, произведениях искусства, денежных вкладах и ценных бумагах в соответствии с приложением, которое является неотъемлемой частью настоящего завещания, а также всего имущества фонда Гогенройтера, супругам Левин-Кузнецофф как неделимый капитал.