Свадебный круг - [35]

Сереброва радовало и смущало воспоминание об этой встрече с мгновенным счастьем. Надежда опять была доступной, милой, истосковавшейся.

В приятно виноватом этом настроении он прямо с электрички пришел в райком комсомола за три минуты до начала пленума. Ваня Долгов, прежде чем отправиться к трибуне, шепнул Сереброву, чтоб тот готовился выступить с критикой по молодежным механизированным звеньям, а то обсуждения не получится.

Все в том же настроении, которое питали воспоминания о встрече с Надеждой в старом доме, Серебров рылся в блокноте, готовясь к выступлению. Он взглядывал рассеянно в зал, видел там привычные лица, то неунывно-веселые, то сосредоточенно-серьезные. Неподалеку, опершись подбородком на кулаки и стараясь сочувственно смотреть на докладчика, боролся со сном Гера Бугров, главный инженер птицефабрики, толстенький, с заявкой на второй подбородок человек — у него было мягкое лицо доброй тети. Затуманенный воспоминаниями взгляд остановил Серебров на лице Веры Огородовой. Оно было отчужденным. Но его не тронула Верина холодность. Бог с ней, с Верой. Все, пожалуй, ушло и перегорело.

Доклад у Вани был обстоятельный и скучный. Участники пленума начали перешептываться, позевывать, передавать друг другу записки. Серебров хмурил брови, звякал карандашом о графин. Ничего, сейчас он их расшевелит.

Наполненный впечатлениями от областного семинара в Бугрянске, веселый, злой и решительный, недовольный сонной обстановкой, Серебров с ходу обрушился на юных бюрократов, которые напланировали по весне тридцать механизированных звеньев, а сумели наладить работу только в двух. Он звенел голосом, возмущаясь и негодуя. Разве это дело! Надо было продумать все до мелочей. Не распались ведь девичьи отряды плодородия. И тут уж Серебров отвел душу, рассказывая, сколько потребовалось усилий, чтоб их сохранить. Говорил он с таким натиском, что даже сумел сорвать аплодисменты. Сел, довольный собой. Хорошо получилось. Теперь всякие персональные дела, справки и объявления. Опять мыслями он был далеко отсюда. В старом деревянном доме. Вдруг Серебров насторожился, лицо полыхнуло кумачом: Ваня Долгов, встряхивая белесой челкой, читал заявление Веры Огородовой. Она просила вывести ее из состава райкома комсомола и освободить от обязанностей секретаря колхозной комсомольской организации, так как якобы не имеет на это морального права, потому что у нее скоро будет ребенок.

Сереброва это оглушило. У Веры ребенок! Он сидел, боясь поднять голову: как хорошо, что затянутые изморозью стекла смягчают в зале свет, а то бы все увидели, что на щеки у него легли алые плиты румянца. Серебров машинально рвал на ленты свои записи. У Веры будет ребенок. Его ребенок. Чего он натворил! Чего он натворил! Но к чему она написала это заявление? В отместку ему, что ли? Нет! Но зачем? Серебров украдкой взглянул на Веру. Лицо у нее было бледным и спокойным. Взгляд неломкий и холодный. Взгляд человека, на все решившегося продуманно и твердо. А смятенный взгляд Сереброва вильнул в сторону, встретив холод и презрение в Вериных глазах.

В зале поднялся гомон. Сонных лиц как не бывало. Школьницы в коричневых форменных платьицах, примерно сидевшие в первом ряду, зашушукались, стесняясь. Клонясь в ряды, переговаривались люди в солидных комсомольских годах. Вот так штука! Идеальная Верочка Огородова ждет ребенка. Настороженно вытянул шею очнувшийся Гера Буров. Он любил во всех персональных делах разбираться с прокурорской дотошностью. Тут, по, его мнению, все решалось легкомысленно и несерьезно. Ваня Долгов сразу поставил вопрос на голосование. А разве можно так? Надо узнать, почему это произошло?

— Огородову послушать, — выкрикнул недовольный Гера и нахмурил лоб.

Вера, бледная, глядя под ноги, скованной походкой прошла к трибуне. Серебров сжался.

— Причины такие, — облизав пересохшие губы, сказала Вера. — Возраст у меня уже не юный. Замуж по любви выйти не удалось, а не по любви я выходить не хочу.

— Ничего себе, не юный возраст. Кто отец будущего ребенка? — войдя в следовательский азарт, крикнул Буров.

Зал притих.

— Этого я сказать не могу. Ни к чему, — ответила сухо Вера. Ответ разочаровал многих и в первую очередь — Геру Бурова.

— Женат, значит? — опять выкрикнул он, недовольный ответом Веры.

— Какое это имеет значение? — пожала Вера плечами и обернулась к Ване Долгову: наверное, хватит расспросов? Серебров ощутил благодарную теплоту. Вера хочет отвести удар от него. Почему-то она жалеет его. Жалеет, хотя он причинил ей только зло.

— Ну а все-таки… Мы как члены райкома имеем возможность воздействовать! — вскакивая, крикнул раскрасневшийся Буров, еще больше похожий на дотошную тетку — устроительницу судеб, и Серебров беспомощно подумал, что, если Бурову дать волю, он узнает все и докопается до всего.

— На этот вопрос я отвечать не буду, — замкнулась Вера, опуская взгляд.

— Ставлю на голосование, — сказал Ваня Долгов. Недовольный Гера Буров даже не поднял руку: разве это разбор дела?

Серебров подумал, что, наверное, ему вот теперь, в зале, пока не разошлись участники пленума, надо встать и громко сказать, что это он, Серебров, тот подлец, о котором идет речь. Но он не может жениться. Ему нельзя. Он любит другую. Просто случилось так…