Свадьбу делать будем? - [50]

Бабка моего свекра села, поправила свой голубой галстук на блузе.

– На хрен все ваши проблемы, – сообщила она тихо, – давайте кушать.

– Кушать! – подхватила вся компания и засуетилась, заглушая свекров разговор и повторные шлепки по лбу.

Мы с Вадиком сели за стол. Мне показалось, что я не только люблю Вадика, но и сильно хочу есть. Торт был прямо перед нами, и мы практически перестали видеть всех остальных. Я взяла ложку из ближайшего блюда с салатом, облизала ее и засунула в торт. В тот же момент что-то громыхнуло, над столом взлетела огромная крыса, растопырив лапы во все стороны и неприлично изогнув хвост. Вадик побледнел и завизжал. Крыса медленно грохнулась в торт, прямо туда, где стояли сахарные голубки.

Со стороны мироздания

Еще несколько месяцев местные газеты освещали свадьбу в ресторане «Счастливые озерки». Так, что все, кто был и не был свидетелем странного взлета и падения обычной серой крысы, могли с разных точек зрения узнать всякие интересные подробности не только от очевидцев, но и от их друзей и друзей их друзей, по рассказам близких знакомых их знакомых. О том, как были потеряны ключи от машины – подарок молодым, и о том, как жених женился по паспорту брата свекра, а мать невесты пела и играла на гитаре элегии. И о том, что невеста собственноручно накануне свадьбы приготовила торт, в котором почти утонул завсегдатай свадебных церемоний.

Анна Аркатова Пани Зося

Нашу соседку звали Софья. Бабушка звала ее пани Зося. Потому, что Софья свое имя произносила Зоффя и потому, что бабушка смотрела «Кабачок 13 стульев» и там была пани Зося. Софья была полькой, и она была пожилая. Ей было восемьдесят лет, или семьдесят, а может быть, шестьдесят. Я была девочкой и все, что шло после сорока, называла старостью. У Софьи была такая узкая ручка, как будто на ней не было большого пальца. Бабушка говорила, что это порода. Софья носила серый плащ, и я почему-то всегда думала, что он английский. Во всяком случае, когда речь шла об Агате Кристи, я всегда представляла Софью в сером плаще. Еще у Софьи была нежная обвислая кожа шеи и она не произносила эл. Софья держала двух белых когда-то болонок. У них была свалявшаяся шерсть. Потому, что Софья все-таки была старая и не могла их мыть и потому, что в Софьиной квартире не было удобств. Тогда повсюду было много болонок. Но после Софьиных они почему-то все исчезли и я до сих пор не видела ни одной болонки.

Софья жила напротив, в старинном трехэтажном доме, одинаковом со всех сторон, как кубик. У нее была маленькая двухкомнатная квартира, и туалет был на лестнице, а ванны и телефона не было. Софья жила среди тяжелой мебели, на стенах висели фотографии, выцветшие вышивки и несколько гравюр… До войны в этом доме был довольно популярный бордель, а еще раньше весь этот дом принадлежал Софьиному мужу. Он был польский еврей и имел в Риге кинотеатр и что-то еще, связанное с кино. Он умер сразу после войны. Детей у Софьи не было, а была одна-единственная двоюродная сестра, которая жила в Варшаве. В Варшаву Софья поехать, конечно, никак не могла и только получала из Варшавы посылки с красивыми вещами. Софья приносила их нам, и бабушка кое-что у нее покупала. У меня, например, был зонтик из такой посылки.

Когда бабушка говорила про Софью, она говорила «Софья», а когда Софья шла к нам с посылкой, бабушка говорила «пани Зося». Пани Зося приходила к нам со своими болонками. Сначала она держала их на поводках. Поводки были красные. Они тянули детские Софьины пальчики. И она в конце концов виновато вздыхала и отпускала поводки. Болонки разбегались по комнатам, их заносило на поворотах, потому что паркет был хорошо навощен и бабушка сама два раза падала на нем, поскользнувшись, и два раза ломала себе руку, но мы все равно продолжали вощить паркет два раза в год. Болонки путались в своих поводках и лаяли так, что можно было оглохнуть. Софья, как ей казалось, громко, звала их по-польски. Но болонки не слушались, а скорее всего, они Софью не слышали. Софья проходила на кухню, где они с бабушкой что-то обсуждали. И когда Софья наконец уходила, собрав собак, после них еще какое-то время пахло псиной, и бабушка говорила, что больше не будет пускать Софью с собаками. Но потом опять пускала. А когда готовила что-нибудь на зиму, то всегда давала пару баночек Софье.

Пани Зося умела гадать, и я к ней иногда приходила погадать, а иногда просто так приходила, потому что мне у Софьи нравилось и с ней было легко разговаривать, а дома у нас не особенно все друг с другом разговаривали. У Софьи всегда было бисквитное печенье, красивый розовый чайник, и мы всегда пили чай в комнате. Когда мне сделали предложение, я так переживала, что не знала, какими словами и кому это рассказать. Я пошла к Софье, и Софья разложила пасьянс. Она спокойно спросила, какого цвета его глаза и нравятся ли мне его родители. Я отвечала неуверенно, и Софья сказала, что гадать не стоит, все будет само собой и давай лучше попьем чай с печеньем. И мне действительно было все равно, что там покажут Софьины карты, потому что я очень любила и смертельно хотела замуж.