Свадьба Тоотса - [53]

Голос черта, звучавший сначала на низких басах, раз за разом становится все более высоким и, в конце концов, обнаруживается, что черт безбожно шепелявит, словно во рту у него пробка или же кусок теперешнего хлеба по чекам.

– Ну да, – продолжает чудище, – как я уже сказал прежде, с тобой, арендатор, и с тобой, мельничный батрак, у меня нет никаких счетов, зато с Хейнрихом Георгом Аадниелем Кийром – хоть отбавляй. Ответь-ка мне, Георг Аадниель, зачем ты расколошматил и свалил в кучу все запасы еды и питья в юлесооской кладовке? Отвечай! Я могу немного и подождать, но долго ждать не стану.

– Я-а, я-а н-ничего не делал, – пищит Кийр плачущим голосом.

– Врешь! – рявкает черт. – Имей в виду, Йорх Аадниель, за вранье тебе причтется дополнительно.

– Нет, ну, хёх, хёх, я и вправду ничего не делал.

– Ах так! Стало быть, ты хочешь мою старую мудрую тетушку вруньей выставить! Ну-ка, батрак с мельницы, разведи в печке огонь и вскипяти котел воды. Мне хочется поварить этого человека, примерно три четверти часика и поглядеть, скажет он тогда правду или нет.

– Святой крест! – бормочет арендатор. – Три четверти часа!

«Тирр-тирр-тирр…» – снова производит Кийр странный звук.

– Что ты сказал? – спрашивает черт, приставляя ладонь к уху. – Ты вроде бы сказал что-то, Йорх Аадниель? Я плоховато слышу, ежели ты что-нибудь говоришь, так говори громче. Арендатор, что он сказал?

– Ничего он не сказал, почтенный господин черт, он попел немного.

– Хм-хьюх-хьюх, – усмехается черт себе под нос, – отменно п… считай, то же, что спеть половину песни. Пусть себе поет, покуда вода закипает. Поглядим, что он запоет, когда мы его в котел посадим! Живей, мельничный батрак, делай, что велено, не то посажу тебя рядом с Кийром, крррахх, чумм, висс-висс-висс!

В тот момент, когда батрак с мельницы собирается открыть дверь в предбанник, за нею раздается троекратный стук. Батрак в страхе отскакивает.

– Кто там? – недовольно кричит черт. – Что за грохот?

– Тёртс.

– Аг –га-а, Тёртс! Входи! Тебя-то я и жду все это время.

На пороге появляется еще один нечистый, пожалуй, еще более богомерзкий, чем первый.

– Ну как, признался? – спрашивает вновь пришедший черт.

– Какое там, – отвечает первый. – Уперся – хоть жги его. Сейчас начнем кипятить воду.

– Не беда! Не беда! Я прихватил с собой раскаленное шило, думал, может сгодиться. Оно, правда, уже вроде как поостыло чуток, но не беда, под котлом я его снова добела раскалю.

– Святой крест! Святой крест! – восклицает арендатор дрожащим голосом.

– Заткнись! – рявкает черт. – Не говори, чего не надо. Я хоть и не совсем дьявол – Тёртс тоже нет – но все равно, к чему крест поминать, когда и без того обойтись можно.

– Их, их, их… – произносит вдруг Кийр, заикаясь, – н-ну да, ну, я с-с-саам т-т-тоо-же разбил д-две-три миски со студнем… да, да, их…

– Что ты сказал? – рявкает черт, – две-три миски со студнем?! Враки! Ты разбил всё, да еще и растоптал. Батрак с мельницы – огня! Тёртс – шило!

– Их, их, их, да, растоптал, верно, да… Простите меня, господин, господин…

– Аг-га-а, это уже другой разговор! Ну а что ты с винными бутылками сотворил? Говори правду!

– Тоже, да, всё то же… про-пр-о-о-остите!

– Кто отвернул кран на бочке с пивом?

– Яэ, ээ, ээ… тирр… я.

– Глядите-ка! Гляди и ты, Тёртс, глядите и вы тоже, арендатор и батрак с мельницы – с каким молодцом мы имеем дело! И этакого молодца Йоозеп Тоотс только что, сегодня вечером, посвятил в рыцари. Ой, ой, ой! Не пойму, в своем ли он был уме? Ну да, он, бедняга, и ведать не ведал, что посвятил в рыцари отпетого прохвоста и вруна, для которого на этом свете никакого сословия и не подыщешь! Но раз уж Кийр был до этого прохвостом, то и возвращаем его снова в прохвосты! И пусть его наказывает Йум-йум-йуммели-йуммели-пумм-пумм-пумм отныне и присно.

С последними словами черт выхватывает из угла печную метлу, всю в саже, и трижды стегает ею Кийра по шее, приговаривая: – Кийр единожды прохвост, Кийр дважды прохвост, Кийр трижды прохвост!

– Так, – говорит после этого черт, – для начала ты хотя бы лишен высокого сословия и звания, которые способен только замарать. И теперь, когда ты снова обыкновенный прохвост, скажи мне, Йорх Аадниель, что за нужда заставила тебя сотворить такое бессмысленное деяние?

– Ох, ээ, ээ, я не могу видеть эт-того ч-человека, этого То-то-тоотса.

– Потому и сделал?

– Да, да, топ-топ-пот-тому и сделал. П-про-о-остите!

– Гм, – мотает черт головой, – как же я могу простить такое деяние! Мне тоже не нравится кое-кто из людей, но не стану же я из-за этого уничтожать его имущество. Ладно, раз уж ты по-доброму сознался, так и быть, кипяток отставим – чего тут среди ночи плескаться.

– Но вы, дорогой господин черт, будьте паинькой и шило в ход не пускайте, – просит Кийр со слезами на глазах.

– Так и быть, отложим и шило тоже. Взамен кипятка и шила – но и то и другое, еще чуток, и пошло бы в ход! – ну да, вместо кипятка и шила будет холодная водица, опустите-ка этого прохвоста сюда, в бочку, она еще только наполовину вычерпана, а я произнесу над ним кое-какие слова, и тогда – пускай дает деру.

– Ых, ых, ых! – кряхтит Кийр в бочке с холодной водой, но черт, словно его это и не касается, произносит свое заклинание не торопясь: