Свадьба собаки на сене - [4]

Маруся только вздохнула и, размотав длинный провод, поставила перед мужем тяжелый черный аппарат.

Тогда, в середине шестидесятых годов двадцатого века, маклер, которого сегодня мы назовем риэлтором, был этаким кузнецом счастья. Он был всемогущ, как бог, и уязвим, как черепаха без панциря. Маклер, занимающийся обменом квартир, мог сделать семью счастливой, соединив две «однушки» в «двушку», где молодая семья могла спокойно подумать о детях. Маклер мог разменять квартиру и опять же сделать ее обитателей счастливыми, избавив от вражды между невесткой и свекровью или между тещей и зятем. Маклер мог, наконец, сделать так, чтобы только что разведенные и ненавидящие друг друга люди занялись поиском нового счастья, разъехавшись по своим углам и залечив раны. Одним словом, как ни крути, маклер ковал счастье. Доход за свою благородную деятельность маклер не афишировал, но все равно был уязвим для определенного рода жалобщиков. У Петра Никаноровича был свой проверенный человек, который при желании, казалось, мог расселить всю высотку на площади Восстания. «Ты же знаешь мою ситуацию, Георгий, ты уж постарайся!» – только и молвил Петр Никанорович. Маклер тут же его понял и начал работать.

Прошло всего семь месяцев, и семья уже могла переезжать. Маклер Георгий сделал невозможное – Петр Никанорович, Маруся и их дочери стали владельцами двух квартир в этом же самом доме, но в разных его концах. А так как дом был огромен, занимал почти два квартала, можно было считать, что квартиры находятся в разных домах. Маруся несколько растерянно осматривала новую жилплощадь и тихо вздыхала. Ей приходилось начинать все сначала – мебель, занавески, ковры, посуда. Одна из квартир была большой – несколько комнат, большая прихожая, кладовая. Правда, окнами она выходила на шумное Садовое кольцо. Вторая – меньше, а потому уютнее. Окнами она выходила в тихий двор, а балкон смотрел в сторону Балчуга. Маруся понимала, что теперь обладает богатством, которое унаследуют дочери.

– Вот видишь, – сказал, улыбаясь, Петр Никанорович, – а говорила, что обойдемся без доплаты. Без доплаты, мы и половины этого не имели бы.

– Мне было жаль продавать твою машину, – улыбнулась Маруся, – ты так ее любил.

– Ничего страшного, есть служебная. И ездить мне самому трудно стало. Так что все очень удачно получилось.

Петр Никанорович действительно был доволен обменом – дочерям в будущем должны были достаться две хорошие квартиры в центре Москвы.

«И как же мы их делить-то теперь будем?! Кто куда поедет. Старшенькая с Младшенькой передерутся же!» – подумала про себя Маруся, но виду не подала. Муж плохо себя чувствовал и держался из последних сил, чтобы довести дело до конца. Решено было, что пока жить все будут в одной квартире. А как только кто-то из дочерей сыграет свадьбу, то отселится.

Между тем события в доме принимали угрожающий поворот. Только переезд с его хлопотами отвлек Старшенькую и Младшенькую от междоусобной войны. Впрочем, чтобы понять происходящее, необходимо повнимательней приглядеться к сестрам.

Три года – это только в детстве очень много. Пятилетний ребенок вполне может помочь трехлетнему: почитать ему книжку, вытереть нос или рассказать сказку. Старшенькая, будучи ребенком спокойным, успевала уделять внимание младшей сестре. Маруся радовалась этому обстоятельству, но когда девочки пошли в школу, выяснилось, что младшая авторитет старшей не признает и слушаться не хочет.

– Мама, она старше меня всего на три года! Она не может мной командовать! – возмущалась младшая.

– Она не командует. Она помогает тебе, – урезонивала Марусю дочь.

– Она не помогает, она только воображает. Я не буду с ней ходить в школу.

Характер у младшей был суровый. После этого разговора она вышла из дома с сестрой, но сбежала от нее за первым же поворотом. Старшая, испугавшись, вместо того чтобы вернуться и все рассказать родителям, принялась искать сестру. Она обшарила все укромные места, все подвалы, где они иногда прятались от соседских мальчишек, все подъезды их огромного дома, детские площадки и даже заглянула в булочную. Не найдя сестру, старшая остановилась посреди дороги и громко заплакала. Соседи привели ее домой, где мать сначала хотела ее отругать, а потом, увидев, что дочь сама не своя от испуга, стала успокаивать.

– Я ее потеряла! – рыдала безостановочно девочка.

– Что ты потеряла? – переспрашивала все время мать, но ответа не слышала. Видимо, очень страшно было произнести вслух, что потерялась не варежка, не шапка, не что-то еще, а живая, родная сестра. Наконец, когда вместо всхлипов послышалась икота, Старшенькая вымолвила:

– Я ее потеряла, когда в школу шли, она была рядом, а потом исчезла…

– Ты сестру потеряла?! – воскликнула громко мать, и виновница, истолковав по-своему ее возглас, захлебнулась в крике.

– Подожди, не плачь! Тая, – крикнула она домработнице, – принесите же воды!

Подали стакан с водой, которую тут же дочка разлила по полу – руки у нее ходили ходуном.

– Не плачь! Она дома, пришла раньше. Их отпустили с уроков. Сейчас она у соседей, у Виноградовых. Занимается музыкой. – Мать вытерла дочке лицо, поцеловала. – Что ты такое выдумала?! Может, у тебя температура?