Свадьба и лишний покойник в могиле - [19]

Вышла женщина, хоть и во вдовьем платке, да видно было сразу, что женщина справная, соседки не зря говорили. Посмотрела- как огнём обожгла. Глаза синие, посмотрел в них Стабров, чуть не утонул. Только и был у него круг спасательный – Юйлань. Если это только была именно та Прасковья…

– День добрый, – поздоровался полицейский, – Сергей Петрович, пришел по расследованию смерти фельдшера Егорова.

– А уж я то подумала, неужто ко мне? А то ведь на радость нашим бабам мужика прислали стоящего, в помощь Перфильеву!

– Благодарю, хозяйка. Может, чего и знаете, что-нибудь важное о фельдшере? Или в дом позовёте, на крыльце жарко стоять?

– Так чего не позвать?

Она повернулась, и стремительно, будто птица крыло, набросила на плечи сползшую на талию шаль. Нет, Сергей Петрович не заглядывался. Ну почти даже и не смотрел, если только немного, так, вполглаза. Походка у крестьянки также была прекрасная, плывущая. Но, к счастью, быстро зашли в дом, гость повесил куртку на вешалке, и присел на табуретке. На столе, словно по волшебству, оказался жбан с квасом и кружки.

– Угощайтесь, господин полицейский.

Стабров не модничал, налил холодный напиток хозяйке и себе. Отпил, и вправду оказалось необыкновенно, квас на малине.

– Очень вкусно. Так виделись ли с господином Егоровым? Приходил ли он к вам, Прасковья? Как вас кстати, по отчеству? И по фамилии?

– Да Аброськина Прасковья Савельевна. Так не старая ещё вроде, чтоб по отчеству? Так Прасковьей и зовите. Ну вот. Повстречались мы с Фомой Лукичом аж год назад, когда я в амбулаторию пришла. Ну, заметила, что приглянулась, – и крестьянка обеими руками поправила высокую грудь, – а чего? Муж мой умер, а жить- то надо дальше. Ну, вот… Приходил помогать по хозяйству иногда, но не приставал. Через полгода, сразу после Рождества, спросила его, чего он, не нравлюсь что ли? Ну, покраснел, как девица, да сказал: « Вот, Прасковья Савельевна, осенью разбогатею, да и сыграем свадьбу» Такой был кавалер… – печально закончила женщина, – а откуда какое богатство? Да я говорила, что и так проживём, жалованья хватит.

И она вытерла слёзы простым белым платочком, сшитым из грубого полотна.

– А так живу я неплохо, деревенских наших обшиваю. У меня даже швейная машинка имеется, – гордо сообщила красавица.

– Людей незнакомых не встречали?

– В деревне-то? Да здесь все известные! Хотя, – и она нахмурилась, – за часа два до вас видела двух на велосипедах. Пару раз вокруг амбулатории проехали, словно высматривали чего. Одеты были презабавно, у одного шлем, пробковый. На ногах ещё и гетры у одного, прямо как ваши, и пиджак куцый. А другой в рубахе, но не крестьянской, с карманами, и хромовых сапогах и шароварах.

На этих словах Стаброва сначала передернуло, словно в ожидании, а потом и припомнил, где видел такую штуку, пробковый шлем. А наряд прямо как у господ купцов, Мачулина – толстовца и Чудакова -спортсмена . У краеведов наших археологов такая одежда, подумал довольный полицейский.

– Больше никого не было?

– С конюхом Еропкиным поздоровалась. Да с ним, с охальником, не общаюсь, – решительно заявила женщина.

– Подпишите то, что видели?

– Да отчего не подписать? Прочту, а то лишнего напишете. А когда хоронить-то будут, фельдшера нашего? Попрощаться бы хотела…

– Скажу. Пока нельзя. Вдруг улики какие образуются.

Стабров карандашом написал показания. Не любил он чернила. Ту, старую парусиновую сумку так и испортил, чернилами залил. Хорошо, пиджак не пострадал. Теперь в сарае сумка висит, с разными гайками для мотоцикла.

Он подал лист, женщина внимательно прочитала и подписала.

–А вы верно, на том миноносце с японцами насмерть бились, или врут всё? – вдруг спросила женщина, – только и говорят о вашей-то семье.

– Так и было. Только вот другие погибли, а мы только впятером живые остались, – с трудом, как о не отболевшем, произнёс офицер.

– Не печальтесь, так Бог рассудил. Теперь и здесь при службе.

Хотел и другое сказать Стабров, только то, что произнёс лишь про себя:

«Только вы не говорите о том, кого видели у амбулатории. Мало ли что»

Про то что убить могут красавицу – подумал, да не сказал. Понадеялся тут на авось. В усадьбу приведу женщину – так жена выгонит. Но надо подумать, куда Прасковью пристроить…А то одна живёт. А чего делать? Надо и так к Перфильеву идти, поговорить, время пришло, решил Стабров, посмотрев на свои часы.

Совещание у околоточного

Распрощался и пошёл быстрым шагом, почти побежал к Ивану Лукичу Перфильеву. Собака у забора залаяла, прямо рвалась с поводка, не понравился ей чужой человек. Но, вышел свой, хозяин, погладил пса, и быстро подошёл к калитке. Иван Лукич, как истый служака, был при всей форме, даже с саблей на боку. По привычке козырнул.

– Добрый день, Сергей Петрович.

– К вам я. Надо дела обсудить, много чего открылось, – ответил Стабров.

– Как раз и обед готов. Жена сготовила. Щи знатные у неё выходят! – похвалился он.

И вправду, хозяйка готовилась к обеду. Здесь чинно сидели двое детей Перфильева, сразу переставших болтать ногами, увидев гостя.

– Сергей Петрович, – сразу представил хозяин, – а это моя жена Домна, сынишки, Алексей и Николай.