Сузге - [3]

Выпив чашу едным духом,

Быстро встал из-за стола.

"Нет, товарищи! — сказал он, —

Рано нам еще на отдых;

Наше дело зачатое

Довершить сперва надлежит:

Мы Искер один лишь взяли —

Остается взять Сибирь.

К нам дошли худые вести:

Говорят, что царский шурин

Не бежал с царем Кучумом,

Что сидит теперь в Сузгуне,

Что тайком сбирает войско,

Чтоб Искер у нас отнять.

Завтра с богом за работу!

Ты, Гроза, пойдешь к Сузгуну

Со своею всей дружиной,

И уж волей, иль неволей,

А возьми Махмета-Кула;

Только помни благость бога,

Не губи напрасно всех.

Ты, Кольцо, сиди в Искере,

Береги его для Руси;

Сам же я пойду с другими

На царя того Сейдяка.

Надо кончить поскорее:

Ведь зима не за горою".

Речь Ермак свою окончил,

Встали тихо атаманы.

"Гой, Ермак наш Тимофеич! —

Громко все они вскричали. —

Ты приказывать нам можешь,

Мы — послушники твои!"

11

На другой день все казаки

До зари еще вставали,

Сабли, ружья вычищали,

Собиралися на площадь,

И в порядке — чином к чину —

Становилися в ряды.

Вот выходит воевода,

Тот Ермак ли Тимофеич

С атаманами своими;

Низко кланяется войску,

И подходит он под знамя,

И дает молитве знак.

И послушно вся дружина,

За вождем склонив колена,

В тишине благоговейной

Молит господа и бога

О победе над врагами,

Не долга — сильна молитва!

Вскоре встали все казаки,

Сабли наголо и дружно

Громким голосом вскричали:

"С нами божеская сила

И угодник Николай!"

Вот Ермак ряды обходит,

Поименно называет

Всех десятников и старших,

Славу Дона поминает,

И богатую добычу,

И прощение царя.

"Гой, товарищи и братцы,

Вы, казаки удалые!

Лучше честно нам погибнуть,

Чем позорною кончиной

На постыдной сгибнуть плахе

И проклятье заслужить".

Шумно тронулись казаки…

То не лебеди, не снеги —

То их парусы белеют;

То не песни соловьины —

То их русские напевы.

Гой, вы, братцы! добрый путь!

12

Не в полудне, не в полночи

Крик орла в выси раздался,

А вечернею порою

Крикнул воин на бойнице,

Той бойнице ли Сузгунской,

Где синеется Иртыш.

То не пчелы вылетают

Из улья с своей царицей,

То татары выбегают

С старшиной своим отважным

На высокие на стены

Грозной крепости Сузге.

Вот являются в равнине

Люди храбрые — казаки,

Впереди их — воевода.

"Ай-да крепость!" — тихо молвит.

"Ай-да крепость!" — повторяют

Все казаки про себя.

"Гой, татары и уланы! —

Крикнул громко воевода. —

Коль живыми быть хотите,

Сдайте нам свою ограду;

Коль погибнуть вы хотите,

Не сдавайте нам ее!" —

"Гой, неверный воевода!

Прежде солнце почернеет,

Прежде наш Иртыш великий

Потечет назад к истоку,

Чем сдадим мы вам ограду", —

Так со стен своих высоких

Отвечает старшина.

13

День седьмой уже проходит;

Утомилися казаки;

Утомилися татары.

"Стыд, когда, не взяв, отступим!" —

"Стыд, когда сдадим ограду!"

Вновь напор и вновь отпор.

Наконец, Гроза, с согласья

Всех десятников и старших,

Пишет грамоту и просьбу

К Ермаку такою речью:

"Две недели уж проходят,

А мы все еще не можем

Взять Сузгуна на мечи.

Да и что это за крепость!

Да и что это за люди!

Хоть Махмета не видали,

Но по этому упорству

Думу думаем такую,

Что он верно тут сидит.

Ждем приказа войскового —

Что нам делать. Если снова

Ты велишь держать в осаде

Эту крепость, то мы просим

К нам людей прислать побольше:

Малым крепости не взять.

Вот когда бы в чистом поле

Нам схватиться привелося, —

Это дело бы другое.

А стена покрепче груди,

Хоть и то мечи порядком

Мы сточили об нее".

14

Снова тянется осада.

Двое суток так проходят,

А на третьи, темной ночью,

От Махметова улана

В крепость брошена с известьем

Быстропёрая стрела.

"Бог совсем татар оставил! —

Так известье начинает. —

Три дня ровно, как случилась

Сеча с русскими большая;

Нами правил брат твой храбрый,

Ими властвовал Ермак.

Без главы осталось войско.

Те побиты, те бежали,

А Махмет-Кул взят в полон".

Нет речей в устах царицы!

Нет слезы в глазах несчастной!

А меж тем, как черны тучи,

Думы тяжкие проходят,

Женский ум ее тревожат,

Точат сердце, давят грудь.

О, Сузге, краса-царица!

И последняя надежда

На великого Махмета

Вдруг потеряна! Он пленник!

Царь Кучум — в степях, далеко!

Что ты ждешь еще себе?

15

Ходит бедная царица

По своей опочивальне,

Руки белые ломает,

Взором сумрачным блуждает

И свою тоску-кручину

Так высказывает вслух:

"Знать, то богу так угодно,

Чтоб великое владенье

Повелителя Кучума

Уничтожилось! За что же

Нам беда пришла такая?

Чем прогневали судьбу?

Я вчера была царицей,

А сегодня, может, буду

Русских пленницей, рабою!

И дитя мое… О боже!

И дитя… О, нет! не можно!

Нет, рабой не буду я!

Наш Сузгун довольно крепок;

Нелегко его взять русским;

Много воинов отважных

Стерегут его и кроют.

Может быть, и, как знать, вскоре

Возвратится царь Кучум…

Но сдержать ли малой горсти

Упадающее царство,

Коль разбито наше войско,

Коль Махмета нет уж боле?

Мне ли, женщине, мне ль можно

Честь и царство поддержать?

Если б был еще воитель,

Равный брату в ратном деле,

Все была б еще надежда;

А теперь сгублю я только

Всех защитников Сузгуна,

И сама — опять в плену!

Что мне делать в этом горе?

Где искать себе спасенья?"

Так царица говорила,

Заливаяся слезами.

Тут позвать она велела

Старшину к себе в покой.

"Долго ль можем мы держаться?"

Старшину она спросила.

"Долго ль? — этого не знаю,

Но пока я жив, царица,

Но пока еще хоть двое

Нас останется в Сузгуне, —

Русским крепости не взять!"

Тяжко, тяжко ты вздохнула,