Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [9]

– Я… Я с покорной благодарностью… Но, Иван Степаныч, ты же ведаешь…

– Помолвка? Дело поправимое. Я беру всё на себя, улажу. Было б твоё согласие!

– Мне тяжко… Мне тяжко отказывать, нет сил. Батюшка дал обет Константину. Батюшка мой не богат… – она повернулась, закрыла лицо ладонями, собралась уходить.

Иван снова взял её за руку.

– Что батюшка, ты сама-то как?

Она умоляюще смотрела ему в глаза, по щекам катились слезинки.

Он нежно привлек её к себе, обнял; кровь хлынула в голову, сердце вот-вот выскочит, он уже не владел собой, жадно целовал её щеки, губы, глаза…

Она обмякла.

Послышались шаги, скрипнула калитка.

– Батюшка! – прошептала она со страхом и отстранилась от Ивана.

– А-а, вот вы где, – Никодим, будто не заметил раскрасневшегося лица и страха в глазах дочери. – Степаныч, у меня к тебе слово есть. Не изволишь ли войти в дом?

Иван растерялся: видно, Никодим заметил в его объятиях дочь. Он покорно кивнул и направился вслед за Никодимом.

– С куплей-продажей участка мы вмале оплошали, – начал Никодим, переступая порог избы.

«Что ещё? – насторожился Иван. – Ужель на попятную? Али цену набивает? Кто-нибудь успел нашептать, что продешевил? Ведь дал уже согласие. И цена приличная. И купчая уже у меня. И Бута добро молвил. И площадный дьяк руку приложил. Чего ещё надо?»

– У Буты Лукича ныне разговор был с владыкой. Недоволен епископ, обошли его, не посоветовались.

– Только этого нам не хватало, – недовольно буркнул Иван. – При чём тут владыка? Он что, на этом месте храм собирается ставить? Место для храма зело не подходяще.

– Ты не гневайся, Степаныч. Одичал ты совсем в своём медвежьем углу и не ведаешь ряда. Без владычного благословения нынче в Ростовской волости никакие дела не делаются. Такова воля князя Всеволода и митрополита Иоанна, або стол княжий праздным остаётся до сего времени. Говорят, Всеволод велел Мстиславу взять опеку над Ростовом, но как он будет мотаться из Новгорода в Ростов и обратно, Бог знает. – Увидев недоумённый взгляд Ивана, Никодим поспешил успокоить его: – Нет, ты не подумай, что владыка всеми мирскими делами управляет. Тысяцкий, сам ведаешь, творит суд чади, полетное собирает, но на всё испрашивает благословение владыки. А епископ Исайя и сам, видно, не рад такому раскладу, ибо нет ему покоя ни денно, ни нощно. Своих духовных потщаний свыше головы, а тут ещё и мирские дела на него свалились. Но это временно, в помощь Буте.

– Что ж, приму благословение епископа, – снисходительно ответил Иван. – Ради такого дела и епископу поклониться не сочту зазорным. Владыка Исайя, вельми чтимый архиерей всей, – уже веселее сказал он, ожидая, однако, что сейчас Никодим заведёт разговор об их отношениях с Варварой.

– Вот и добро, сходите с Бутой к владыке, и всё будет ладно, – закончил разговор Никодим.

Иван, конечно, знал, что без епископа в Ростове не вершились большие дела, тем более, межевые, но как-то не придавал этому значения, а теперь вот сам почувствовал на себе недрёманное око владыки.

Благословляя в своё время Исайю на владычество в Ростовскую епархию, митрополит Иоанн, человек широкого ума, философ, книжник, советовал епископу опираться на местных бояр. В Ростовской земле ещё свежа была память о кровавых событиях, случившихся четырнадцать лет назад. Теперь же у владыки была надёжная опора. А Бута Лукич понимал, без владычной поддержки ему пришлось бы туго. Союз тысяцкого и владыки стал внушительной силой. Среди мери и чуди было ещё много язычников, но они затаились, опасаясь открыто выступать против христиан.

В отличие от своих предшественников, Исайя не стремится к насилию над неверными, призывая христиан и язычников терпимо относиться друг к другу – довольно уже крови! И он преуспел в этом. Если нехристи не хулят веру Христову, не идут с дрекольем на христиан, то пусть ходят на свои капища. Епископ даже не стал свергать в Ростове языческое идолище. Теперь то место так и называют – Чудской конец. Дикость нравов не усмирить силой. Не противостоянием её надо искоренять, а делать всё, чтобы христианская община была привлекательна для заблудших душ.

Исайя прозорлив, не менее бояр тщится о благоденствии всей ростовской чади. Не только Божьим словом он крепит христианскую паству, но не жалеет и богатства своего – вера без дел мертва есть. Помогает епископ ростовскому чернецу Авраамию обустроить киновию. Отчаянно борется Авраамий с волхвами. Правда, и сам натерпелся лишений и страхов от неверных, пока основывал и расширял монастырёк на берегу озера Неро. За усердие в подвижничестве рукоположил епископ Авраамия в архимандриты.

Исайя часто задумывался над тем, как ещё крепки языческие устремления простой чади. И не только среди мери и чуди, но ещё много славян, даже крещёных, кои не могут забыть ни Перуна, ни Велеса, а уж о Русалиях и говорить нечего – для многих это нерушимо. Постигнут ли когда-нибудь язычники свет Христова учения? Нелегко приходится вразумлять неверных. Епископ им толкует о славе Печерских чернецов, простёршейся по всей Руси, а язычники разумеют это посвоему, дескать, что это за подвиг, ежели чернецы сами себя заживо погребают в пещерах. Христианский Бог сподвиг их на труд земной в поте лица своего, а они отказываются от труда, вопреки воле Божьей. Старикам, конечно, трудно забыть обычаи предков, и это надо понимать. Но сейчас не те времена, кои выпали на долю ростовских первосвятителей. Всего-то минуло сто лет, как епископы Феодор и Иоанн посеяли семена веры Христовой в земле Ростовской, и уже чуть ли не вся чадь ростовская крестилась. Чтобы не пожрал мрак неверия, и не истлела бы память о великих деяниях православных пастырей и передних мужей, Исайя продолжает пополнять летописец, начатый его предшественниками.