Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [79]

Симоныч от души рассмеялся.

– Нет, не разуверился я. Пока ещё блуждаю в поисках смысла. Что будет дальше, не знаю, но спасать мою грешную душу пока ещё рано, у меня есть задумки, как жизнь сделать добрее на нашей грешной земле. Не получится – может, в чернецкую рясу оболочусь. Вот тогда и судите меня по грехам моим.

– Понимаешь, Гюрги Симоныч, чем больше задумываешься о сущности бытия, тем больше озлобленность тебя одолевает. Не каждый благоумный муж может одолеть этот омут жизни. Иных он затягивает, и выхода не находят, понимают, иже надо сопротивляться, но нет сил. А тут и приходит на помощь наш брат, поп. Ведь за нами Церковь Православная со всем ея духовным могуществом. Так что ты не чурайся нас. Человек должен иметь желание побороть в себе гордыню смиренномудрием.

Ночную тишину разорвал хохот филина, многократно повторившийся и заглохший в лесной чаще. Собеседники вздрогнули, перекрестились.

– Вот разбойник, будто спьяну хохочет. Не люба мне эта птица. Весь лес спит, а для него самые ловы. А скажи, отче, почему ты с Иваном-то не пошёл к себе в Кучково?

– Спешил боярин. Варвара Никодимовна у него хворая, не может он её оставлять надолго. А мне ещё по хозяйским делам кое-что для храма надо было сделать. Свечи закупил, шандалы в кузне заказал. У протоиерея Евангелие выпросил, правда, за огромную цену. Ох, и прижимист отец Иаков. У него все клопы и тараканы на цепи сидят.

– Еще бы! Ишь, чего захотел задарма получить! Книга – это не товар, это… – Симоныч подбирал сравнение, – это… это духовность человеческая, хлеб духовный. Ведь за одну книгу можно двух коней с полной упряжью выменять. Да и не в том дело. Кто любит книгу, тот к ней относится, как к живому существу, уж я-то знаю, ибо сам книги собираю. Немало мне книг досталось от отца.

Долго ещё лилась беседа в ночной тиши.

У Ивана теплилась надежда, что привычный спокойный быт родного имения благотворно повлияет на Варвару и, даст Бог, она осилит свой недуг. Но тревога оставалась, и дети, замечая беспокойство отца, почти не отходили от матушки, готовые хоть чем-то помочь. Лекарь на немой вопросительный взгляд Ивана пожимал плечами, вскидывая очи к небу.

Усилием воли пытался Иван подавить заползавшее в сознание недоброе предчувствие и думал только об одном: чем помочь жене, таявшей на глазах.

– Ладушка моя, я сделаю всё, что велишь, лишь бы хворь прошла.

– Ежели лекарь бессилен, значит, хворь моя полностью в руце Божьей. Судьба Сысоя меня беспокоит. Я вижу, ты иначе стал к нему относиться после рождения Степана.

– Ты напрасно об этом…

– Смилуйся, Иван Степаныч, выслушай меня. В моём состоянии пустословить грех.

– Ты встанешь. Тебе нужна вера в то, что ты сможешь одолеть хворобу.

– Я потщусь, но ты выслушай меня. Я понимаю, что ты не поставишь Сысоя впереди Степана. И не об этом я беспокоюсь. Но умоляю тебя, не гони его от себя, не обижай. Скажи ему прямо, чтоб он не надеялся на первородство. Ведь я же понимаю и не осуждаю тебя. Я благодарна тебе – с тобою была счастлива. Так выполни же мою последнюю просьбу. И знай: мне одинаково дороги Сысой и Степан.

Иван долго сидел задумавшись. Слышит ли он жену? Понимает ли её?

– Хорошо, душа моя, я выполню всё, как пожелаешь. Только ты сначала поправляйся.

– Подумай, но не откладывай надолго. Мне бы хотелось уйти туда, – она воздела очи кверху, – спокойной за Сысоя.

Упавшая духом Варвара нуждалась в близком человеке, с которым можно было бы поговорить о своих душевных страданиях. «Был бы жив отец… О, Серафима! Но почему Иван так упорно не желает её видеть? В голове носились догадки, одна нелепее другой. Неужели между ними что-то было? Бабонька она отчаянная, падкая до мужей, так что вполне могло быть. Но не спрашивать же об этом Ивана? Давно минуло время влюблённости, переродившейся в истинную любовь. И эту любовь не вытеснили серые будни, она сохранилась в их сердцах. Разве могла Варвара разрушить это своим подозрением. Да если и было что-то между Серафимой и Иваном, что с того? У кого не бывает? Не перестал же Иван любить жену. Нет, не способен Иван на измену, не такова его натура, уж кому-кому, а Варваре это лучше всех известно. Да и Серафима не могла переступить порог их дома с тайным греховным помыслом.

И она решилась ещё раз попросить Ивана пригласить Серафиму.

– Любый мой, как мне хочется увидеть Серафиму и поговорить с ней, спросить, чем я могла её обидеть. Как знать, увидимся ли когда ещё на этом свете?

– Ты же знаешь, я не прогонял её со двора. У неё, видно, есть свои причины. Надо же ей когда-то жить по своему разумению, годы-то проходят. А навязанные отношения не есть дружба, потому и не посылаю за ней. Да и не по чести боярину кланяться вдовой попадье, – Иван на минуту задумался, склонил голову и тихо молвил: – Но я на всё готов ради тебя. Сейчас же пошлю за Серафимой, – снова задумался. – Нет! Сам пойду.

Слезы благодарности наполнили глаза Варвары. «Как Иван великодушен!» Варвара схватилась за сердце, голова её поникла.

Иван вскочил.

– Лекаря сюда! – кричал он в дверь сенным слугам. – Что же он, чёрная душа, не может найти травного зелья! – и уже спокойнее к Варваре: – Ты не волнуйся, приляг. За дальней заимкой, я знаю, обитает ведунотшельник, найду его, приведу к тебе…