Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [78]

А черниговского князя с братом так и не дождались в Киеве. Олег говорил одно, а делал другое – не верил он двоюродным братьям. Слишком свежи были обиды от многих лет изгойства и потерь. На своих соотечественников он уже научился смотреть глазами византийских архонтов, считавших русичей дикими скифами с их грубыми обычаями и вероломством. И эти чувства, приобретённые за годы жизни в Византии, постоянно подогревались женой, византийской патрицианкой Феофанией Музалон.

Вереница лодий шла вверх по Клязьме. Не велика река, но норовиста, течение сильное, напор таков, что стоит чуть зазеваться с вёслами, как лодью с силой относит на стремнину в обратном направлении. А уж извилиста Клязьма, как никакая другая река: только один поворот прошли, а уже и второй впереди, только поглядывай, иначе на отмель или на топляк налетишь. Потому и не любят купцы ходить по Клязьме, да идтито некуда, только кочтники и попадаются.

«Тяжек ход по этой реке, не быть ей добрым гостинцем», – думал Симоныч, стоя у кормового весла, и наблюдая, как река принимает в свои объятия жёлтый лист, падающий, словно слеза, с прибрежного леса.

В душе посадника благость и умиротворение боролись с тревогой и раздражением. Симоныч пытался понять, откуда в нём это появилось, в чём причина, ведь не выявив её, не будет покоя. Копаясь в своей душе, он пришёл к мысли: благость – от ощущения причастности к величественному, торжественному состоянию природы перед уходом её на зимний покой; умиротворение – от исполненного долга: послал помощь Изяславу; тревога – от неведения о происходящих событиях в Муроме и Переяславле; раздражение – от вдруг возникшего неприятия его, княжьего посадника, ростовскими боярами!

Но тягостные думы исчезали при виде весёлых берёзовых перелесков, опушённых золотом осеннего листа. Берёзы сменялись дубравами, в тени которых иногда возникали алые «костры» рябины то по одному, то по другому берегу.

На становищах Симоныч весь отдавался во власть ночной тишины и манящей тёмной глубины неба. Ночь, а не холодно. Лежа на спине, он жадно всматривался в скопления звёзд, россыпи которых, казалось, висели так низко, руку протяни, и вот они в ладони. Вслушивался в спящий лес, в стрёкот костра.

Поп Мартирий тоже не желает идти спать в шатёр, ворочается на своей полстнице, да покаянный тропарь без конца нудно гнусавит.

– Не дал тебе, отче, Господь голоса, так уж не гнусавь, – заметил посадник. – Послушай лучше ночь, небо, лес. А реку слышишь?

– Слышу, – отозвался шепотом Мартирий, словно боясь кого-то спугнуть.

– А что ты слышишь?

– Слышу, как Небо с Землей разговаривает.

– И о чём же они беседуют?

– Земля благодарит Небо за оплодотворение. Она зачала новую жизнь, кою будет зиму вынашивать, а по весне выплеснет ея людям на радость.

– Вона как! Да ты, оказывается, философ, благомудренный поп. Ну что ж, поговорим, уж коли оба не спим, – Симоныч поднялся, подложил в костёр хворосту. – Так-то веселее будет.

Пламя взметнулось вверх. Причудливые движения теней заиграли по кронам деревьев, пробуждая фантастические воображения.

– Вот скажи мне, отче, почему жизнь на земле так погано устроена: войны, усобицы… Неужели Бог не видит, что на земле-то творится? За что он так жестоко наказал всех людей? Думаю об этом иногда и никак уразуметь не могу – за что? Неужели за то, что человек захотел познать самого себя и суть мироздания?

– А разве Господь сказал, что у человека на земле будет рай? Земное бытие – это лишь преддверие настоящей жизни. Прародители наши захотели познать, что есть зло и что есть добро, вот и познаём до сих пор. И не мы с тобою одни о том говорим, и до нас люди сими вопросами задавались, и после нас будут искать на них ответы. Сей разговор вечен.

– Но ведь умом человеческим мир не объять. Значит, и до Бога человеку безнадёжно далеко. Жизнь получается бессмысленной. И ждут люди в духовном бессилии конца света. Ты, Мартирий, головой не качай, знаю, скажешь, Бога познают верой, послушанием, покаянием… Иной раз смотришь на вашего брата иерея, и думаешь: а сами-то вы, попы, верите в то, что проповедуете? Ведь легче всего говорить о том, чего ни познать, ни доказать нельзя. Мне однажды пришлось слышать невзначай разговор стариков, так вот, они меж собою говорили, что, чем дольше живёшь на земле, тем больше от жизни обид терпишь. Я и задумался, какое будущее меня ожидает? Такое же, как у этих стариков? Если Бог действительно всемогущ, как говорили старики, то почему он создал столь гнусное существо в облике человека? Ведь злее человека нет в мире другого существа. Зверь убивает зверя по привычке – есть хочется, выжить надо, а человек уничтожает себе подобного осмысленно. Люди всегда находят в своей среде врага, если не во вне, то в своём же племени, в своей же семье, и это не стремление к выживанию, это скудонравие, безбожие, вызванные всеми пороками, кои существуют только среди людей.

– Во-он ты куда зашел, боярин. Войны, усобицы – это грех княжий, и ты его на всех людей не возлагай. Ты на земле прожил всего два десятка лет, а уже в смысле жизни разуверился. А в Писании что сказано? «Очистите руки, грешники, освятите сердца, двоедушные». Вот к этому и надо направить свое благодушие.