Суздальский варяг. Книга 1. Том 1. - [35]

В верховье Днепра, когда лодьи вышли к волоку, посадник был удивлён – не пришлось долго хлопотать в поисках работных людей. На берегу притулились несколько кривобоких изб, сараи, навесы, часовенка. Путников уже ждали подводы и возки.

– Страшко! Пошли кого-нибудь посмышлёней да пошустрее на берег, пусть выведает, что это за стан.

– Не изволь тревожиться, Гюрги Симоныч, это и есть волок. Видишь, нас уже ростовцы встречают. Запамятовал что ли? У нас в обозе человек из здешних мест. Уж кто-кто, а купец все пути ведает. Каждый погост ему дом родной. Встречают, значит, наш посыльный вовремя прибыл в Ростов и сообщил о нашем приходе.

Не менее был удивлён посадник, когда сотник ростовского тысяцкого, встретив посланцев переяславского князя, тут же распорядился, и мужики ходко, без лишних разговоров, перегрузили весь скарб и товары из лодий на подводы.

– Становое подворье рядом, всё приготовлено, отдыхайте сколь надо, а как велишь, боярин, так и отправимся – возки наготове. Телеги с товаром и с отрядом гридей нынче же отправлю. На Ламе их догоним, лодьи там уже ждут, – сказал, как отчитался, ростовский сотник.

– На Ламу? – удивился посадник. – А князь сказывал, на Вазузу.

– Князь Владимир Всеволодич уж сколько времени не бывал в Ростове. Он, поди, и не ведает, что волок на Вазузу смоляне держат, а мы на Ламе обустроились. Боярин наш, Иван Степаныч, по реклому Кучка, зело потщился. Все волоки в округе обустроил.

«Вона, как! – восхитился посадник, но ничего не спросил, не сказал, только подумал: «Надо же, с – какой почестью сотник о своём боярине говорит, будто о государе», – Георгий едва заметно улыбнулся. В потаённых уголках души что-то дрогнуло: он ещё не осознал, но почувствовал какую-то тяжесть, отчего стал как бы ниже ростом, ссутулился, нехорошее чувство охватило его.

Лодьи шли по волжскому простору легко и величаво. А места и впрямь радостные!

Посадник пытался охватить взглядом весь простор реки, всю бесконечную манящую даль. Впервые что-то защемило в сердце, душу охватило чувство, словно он уже бывал в этих местах – так они были близки и милы его сердцу. Ему казалось, что вон там, за теми крутыми холмистыми берегами, распростёрлась родина его предков, неведомая земля, которую он часто мысленно представлял себе по рассказам отца.

«Вот так в старину здесь ходили мои соплеменники», – думал Георгий, оглядывая то крутые, поросшие веселым березняком, берега, то отлогие песчаные плёсы, сменяющиеся зелёными равнинами. Солнце щедро всё вокруг обливает жизнетворным светом, а высоко над головой распростёрлась ласковая голубая бездна. Славен мир Божий! Душа наполнена приятной озарённостью!

Вот перестали бить бубны – гребцы отдыхают, лодьи сами по себе скользят по течению. Над величественной Волгой плывёт столь же величественная тишина. Ни конского топота, ни бряцанья оружия, ни вскриков, ни стонов. И вдруг… О, чудо! Тишину разорвал неторопливый, раскатистый крик петуха! Словно приветствуя пришельцев и оповещая об этом округу. Первому петуху вдали отозвался другой. Из-за мыса, на взгорке, показалась притулившаяся возле самого берега рыбацкая деревенька. И сразу повеяло чем-то до слез родным, близким.

– Покой-то, какой! Благость! – почти шепотом, боясь потревожить незыблемость великой природы, вымолвил со сладкой дрожью в голосе Георгий.

Сотник Страшко в ответ кивал головой, тоже всматриваясь в берега:

– Ни тебе печенегов, ни половцев. А на Днепре, Десне, Трубеже к берегам не прижмёшься, только и ждёшь за крутым поворотом засады, всегда настороже.

– Да, непривычные мы к благостной тишине, – вздохнул с грустью посадник, глядя на речную ширь. – Много ли человеку надо для счастья? Покой и воля – вот они, Богом данные, живи и наслаждайся. Божьи заповеди известны всему христианскому миру, и язычникам, и магометанам, и иудеям, и никто не скажет, что заповеди мертвы. Но почему-то люди упорно их не хотят исполнять? А ведь всего-то надо: не убий, чти отца и мать свою, не укради… Каждому доступно, только совесть свою пробуди. Ан, нет, человеку, чем больше дано, тем больше ему хочется, – Георгий отрывисто вздохнул. – Нет, не моему разуму понять, почему так трудно исполнить священные заповеди. Может, доживу до преклонных лет, потискает меня жизнь в своих жестоких объятиях, тогда пойму. Вот сии воды есть рубеж моей прошлой жизни. Что ждёт нас в Ростове? Там, на Трубеже, называют эту землю Залесьем, диким краем. Ежели эта глухомань вся вот такая благостная, то мне сей дикий край по сердцу. А далее, поживём – увидим, что к чему.

Георгий ещё не бывал нигде севернее Смоленска, и потому короткие, светлые ночи, неторопливое появление солнца в утренней заре, и такое же неспешное угасание вечернего заката, казались ему причудой природы на радость человеку. Вечерние сумерки летом долго землю окутывают, день неохотно уступает место ночи, и тишина стоит над миром богозданная, такая, что пролёт жуков воздух сотрясает.

– Ужель и Ростов в такой благости пребывает? Не верится.

– Оставь, боярин, свою печаль. Вспомни лучше слова Священного Писания: «Не заботьтесь о завтрашнем дне. Ибо завтрашний сам будет заботиться о своих нуждах. Довольно каждому дню своей заботы», – с учтивостью молвил Страшко.