Суворов - [43]

Все участвовавшие в сражении войска были награждены. Солдатам, по обычаю, дали грошевую денежную премию и некоторое количество серебряных медалей. Офицеры получили более существенные награды (Суворов трижды представлял списки отличившихся, мотивируя тем, что «где меньше войска, там больше храбрых»). Наградили и самого полководца, на этот раз щедро: он получил титул графа Рымникского, георгиевский орден 1-й степени и драгоценную шпагу. Австрия выразила ему свою признательность, возведя в титул графа Священной Римской Империи. Не привыкший к подобной оценке своих подвигов, Суворов был просто поражен. «У меня горячка в мозгу, — писал он близким, — да кто и выдержит! Чуть, право, от радости не умер!»

Надо отдать должное Потемкину: забыв старые счеты, он сам ходатайствовал о возможно более «знатной» награде. Но и без Потемкина в придворных сферах нашлось у нового графа достаточно недругов и завистников. Все упорнее стали рассказывать о его странностях и чудачествах, которые с годами проявлялись все более отчетливо; не обходилось, конечно, без преувеличений и прикрашиваний. Все чаще стали с глубокомысленным видом об’яснять победы Суворова одной причиной — счастьем. Помилуйте, фельдмаршал Салтыков не советует, фельдмаршал Ласси не рекомендует, а этот чудаковатый старик поступает по-своему и добивается успеха! Слепое счастье!..

Косвенным результатом Рымника было легкое взятие русскими войсками Бендер и австрийскими — Белграда: турки изверились в своих силах после двукратного страшного поражения. Кампания 1789 года, в начале которой союзники потерпели крупные неудачи (особенно австрийцы), окончилась для них очень удачно.

Для России создалась возможность заключить на выгодных условиях мир, который был очень нужен истощенной стране. Турция еще больше нуждалась в мире; она беспрекословно выполнила требование об освобождении все еще содержавшегося под стражей посланника Булгакова, чтобы облегчить ведение переговоров. Но дело не двигалось. В упоении от побед русское правительство пожелало увеличить первоначальные требования, включив присоединение Бессарабии и Очакова, то есть областей, фактически занятых русскими войсками. Порта, со своей стороны, поддалась вечным проискам Пруссии и Англии: пытаясь придать чуждой народным массам войне национальный характер, султан обратился к населению с призывом жертвовать на военные нужды. Начался сбор добровольных пожертвований, в короткое время составивший 30 миллионов пиастров.

Наступившие в следующем году события еще более усилили позицию Турции. В феврале умер, так и не снискав бранной славы, австрийский Иосиф II. Его преемник, Леопольд, застал усталую армию, расстроенные финансы, волнения в Галиции и Венгрии и, сверх того, угрозу войны с Пруссией. Английский министр Питт вел политику защиты Турции от Австрии и России. Английскую политику в этом вопросе поддерживала на континенте Пруссия, снова претендовавшая на ведущую роль в Европе. Прусский министр Герцберг выдвинул сложный проект взаимных территориальных уступок, в результате которого Пруссия получала жирные куски от Польши и Швеции. Проект этот потерпел фиаско, но Австрии было пред’явлено ультимативное требование разорвать союз с Россией. Двести тысяч пруссаков придвинулись к австрийской границе; лучший австрийский полководец, Лаудон, был направлен туда из Турции, дабы руководить обороной. Тут еще одно обстоятельство подорвало союзническую верность Австрии: принц Кобургский осадил турецкую крепость Журжу, но, несмотря на огромное численное превосходство, был разбит во время вылазки гарнизона. Австрия решила не искушать долее судьбу. Она заключила сепаратный мир с Турцией, обязавшись, к тому же, не пускать русские войска в занятые ею владения (Валахию), что крайне усложняло стратегическое положение русской армии.

Россия лишилась своего единственного союзника. Между тем Екатерина понимала, что затянувшаяся война, высасывающая все соки из народа, порождает в стране глубокое недовольство, грозящее вызвать кризис всего ее правления. Любой ценой надо кончать войну. Поэтому, в первую очередь, был заключен мир со Швецией. Это несказанно всех обрадовало. «Ты пишешь, что спокойно спишь с тех пор, что сведал о мире с шведами, — писала Екатерина Потемкину, — на сие тебе скажу, что со мною случилось: мои платья все убавляли от самого 1784 г., а в сии три недели начали узки становиться, так что скоро паки прибавить должно меру; я же гораздо веселее становлюсь».

Но главная война велась, конечно, не в Швеции. «Одну лапу мы из грязи вытащили, — выразилась в другом письме Екатерина, — как вытащим другую, то пропоем аллилуя».

Однако до этого было далеко. Упустив поенные и политические возможности, открывшиеся после Фонтан и Рымника, Россия оказалась осенью 1790 года у разбитого корыта. Блестящая Рымникская победа не дала, в конечном итоге, плодов; она поблекла в многоречивых прожектах дипломатов и вялых действиях генералитета. Чтобы создать вновь почву для выгодного окончания затеянной воины, нужен был новый страшный удар, новый Рымник.

ВТОРАЯ ВОЙНА С ТУРЦИЕЙ