Суворов - [27]

Энергичный отпор, данный турецкому десанту, спас жизнь российскому резиденту при крымском хане Петру Петровичу Веселицкому. Хан Сахиб-Гирей II, получив известие о высадке десанта, вызвал к себе Веселицкого со свитой. По прибытии к хану все они были вероломно схвачены и отвезены к Хаджи Али. Паша лично рубил головы пленникам. Ему помогали грузинский князь Георгий и 30 его соплеменников, воевавшие на стороне злейших врагов своей родины. Казнь Веселицкого отложили, потому что его жена ждала ребенка, а по мусульманским обычаям мужа можно было казнить только через шесть недель после разрешения супруги от бремени.

Российское правительство оставило этот инцидент без внимания, но еще раз убедилось в вероломстве соседа, ведь Сахиб-Гирей совсем недавно торжественно заключил с Долгоруковым соглашение о мире.

Победную точку в затянувшейся войне поставила суворовская победа при Козлудже. Однако донесение командующему писал старший начальник — Каменский. Он похвалил своего подчиненного, который якобы точно исполнил его приказания. Румянцев не стал разбираться в конфликте двух генерал-поручиков и 30 июня удовлетворил прошение Суворова, отпустив его из армии «ради излечения болезни».

А Каменский за Козлуджу получил ордена Святого Георгия 2-й степени и Святого Александра Невского. Сильно переживавший по поводу выговора Румянцева Суворов обратился к графу Чернышеву с просьбой о новом назначении, не зная, что оно уже состоялось.

СУВОРОВ ПРОТИВ ПУГАЧЕВА

Крестьянская война полыхала с грозной силой. Внезапная смерть А.И. Бибикова 9 апреля 1774 года в Бугульме повлекла за собой резкое ухудшение обстановки. Несмотря на поражения, которые мятежники потерпели от князя Петра Голицына и Ивана Михельсона, Пугачев прорвался к Казани и разорил богатый губернский город. С величайшим трудом защитникам удалось удержать цитадель. 15 июля Михельсон настиг повстанческую армию и нанес ей сокрушительный удар. Пугачев бежал на правый берег Волги, но, как справедливо заметил Пушкин, «это бегство напоминало нашествие». Поднялись массы крестьян густонаселенного Правобережья. В Нижнем Новгороде и самой Москве вспыхнула паника. На собранном императрицей совете Екатерина заявила, что сама отправится в Москву, чтобы защитить ее от толп самозванца. Члены совета, потрясенные известием о захвате Казани, вели себя пассивно. Возразил только глава Коллегии иностранных дел граф Никита Иванович Панин, считавший, что императрица должна оставаться в столице, а выставленные против самозванца силы следует поручить авторитетному лицу, наделив его чрезвычайными полномочиями. Уже после совета Панин убедил Потемкина поддержать кандидатуру его брата графа Петра Ивановича, проживавшего в отставке в Москве. Императрица не без оснований видела в Паниных главную оппозиционную придворную партию, действовавшую в пользу наследника престола, называла Панина-младшего своим «персональным оскорбителем», но всё же согласилась на его назначение. Ограничить диктаторские полномочия Панина в охваченных мятежом губерниях должен был начальник секретных комиссий (Казанской и Оренбургской), расследовавших причины возмущения. На этот пост был назначен Павел Сергеевич Потемкин, дальний родственник Григория Александровича, незадолго до назначения Панина вызванный из армии и получивший большие полномочия. Еще одним противовесом Панину должен был стать Суворов, о котором императрица уведомила графа Петра Ивановича: «Я фельдмаршалу приказала Генерал-Порутчика Суворова послать к вам наискорее».

Четырнадцатого августа в Киев, где Александр Васильевич пребывал с женой, прискакал курьер. Приунывший генерал вскрыл пакет. Главнокомандующий переслал ему высочайшее повеление прибыть в Москву для «употребления против возмутительного бунтовщика». Удачливого генерала императрице рекомендовали многие, в том числе племянник братьев Паниных князь Н.В. Репнин. Сам граф Петр Иванович просил себе опытного и авторитетного заместителя. Полагаем, что Суворов новым назначением больше всего был обязан возвысившемуся Потемкину, который полновластно распоряжался в Военной коллегии. Поначалу Александр Васильевич был назначен состоять при Московской дивизии, то есть выведен из непосредственного подчинения Панину. Тот запротестовал, и, поскольку острота кризиса миновала, Екатерина пошла на уступку. Мир с Турцией позволил высвободить военные силы для подавления мятежа. Императрица приказала Военной коллегии считать Суворова до окончания мятежа «под командою Генерала Графа Панина».

Суворов скакал в Москву, не подозревая о той борьбе, которая развернулась вокруг его назначения. 25 августа Панин из села Ухолова донес Екатерине о приезде Суворова «в одном только кафтане, на открытой почтовой телеге». Получив наставления, генерал-поручик «тот же момент и таким же образом поскакал с моим предписанием для принятия главной команды над самыми передовыми корпусами». «Таковую неутомленность и усерднейшее рвение в службе Вашего Императорского Величества, — писал Панин, — я справедливое -тию принял представить к монаршему Всемилостивейшему воззрению». Государыня отвечала, что Суворов своим приездом доказывает «давно уже известную его ревность и великую охоту к службе», и послала верному слуге Отечества две тысячи червонцев на «устроение экипажа». Неутомимый генерал в это время был уже в Царицыне. По дороге он видел, в какое разорение пришел край, испытавший ужасы истребительной смуты: восставшие не только поголовно уничтожали помещиков с их женами, детьми и родственниками, но, как правило, убивали их слуг и дворовых людей, сжигали дома, грабили храмы.