Суть времени # 27 - [7]

Ну, вот то же самое с цивилизациями. Ну, занимались мы цивилизациями подробно. Там сколько людей – столько определений. Это как с национализмом. Национализм реальный – это эпоха модерна. Это буржуазный национализм полноценный. А всё остальное – это народничество феодальное, почвенное и всё прочее. А перед этим были ещё разного рода вещи. С национализмом проще, а цивилизация – это сам чёрт ногу сломит.

Цивилизация и культура… Вот цивилизация – это техносреда, в которой всё развивается, а культура – это вот то, что касается гуманитарного. Есть такое определение? Есть. Используется так слово цивилизация? Используется.

Цивилизация и дикость… Есть варвары, а есть цивилизованные люди. Используется? «Когда мы войдём в мировую цивилизацию», — говорил Горбачёв, имея в виду, что мы не в ней, то есть мы дикие, да? Цивилизация и дикость.

Другие цивилизации – в научной фантастике, да? «Цивилизованное состояние»…

Очень много этих определений. Слово «цивилизация» многозначно. Внутри него есть некоторая ниша определения цивилизации как некоего специального мира, устройства больших макросоциальных групп, общностей. Он же не говорит, что всё есть цивилизация, все большие общности есть цивилизация… Там есть конгломераты, там есть масса других вещей…

И всё это высоколобое (и мною, в принципе, любимое) разглагольствование жило себе, жило своей полуакадемической, полуконсервативной, почвенной жизнью и что–то там как–то обеспечивало. Это было очень интересно, а где–то не совсем интересно. Один из них – специалист действительно высокого класса и всё понимает до деталей, на это жизнь угробил. Другой специалист среднего класса. У одного есть теория, у другого теории нет, а есть одни описания. Неважно. Кто–то из них всех берёт «на хапок», как Шпенглер, а кто–то знает до тонкостей, как Тойнби. Это всё были вопросы… как вам сказать… академически–политические, интеллектуально–политические.

А потом появилось явление крупнейшее, политическое, мировое с оглушительной силой и мощью, которое только и можно обсуждать, если ты занимаешься политикой. И называется это явление «американский неоконсерватизм». Это огромное явление, невероятно сильное, жёсткое до беспощадности. Новое («новое» – я имею в виду не столетиями, отнюдь, определяемое). И вот оно сейчас, вся эта эпоха Буша… Вот уж не знаю, кто из них больше значит, Рамсфелд или Дик Чейни, все они вместе… Там их много, они очень сосредоточены. У них есть свой генезис, они живые, наполненные этой имперской страстью. И вот они взяли Хантингтона.

Вопрос не в Хантингтоне с его теорией цивилизации и конфликтами цивилизации. Вопрос в них. Они его схватили. И поволокли в большую политику. Он был испуган, потому что не знал, чем это кончится. Он понимал, что их авантюры могут кончиться тем, что их посадят в тюрьму, а он будет дискредитирован. Их пока не посадили в тюрьму. И, может быть, ещё они других будут сами сажать в тюрьму. На сегодняшний день они не сумели в один хапок достигнуть своей цели, но они перегруппировывают силы и всё прочее. Там есть эта теория цивилизации. Там. А для них конфликт цивилизаций – это конфликт с исламом. Крестоносцев с исламом. (Вот этот норвежский–то гражданин, который сейчас гору трупов наворотил, как раз рассуждает про этих крестоносцев и ислам).

Поэтому с точки зрения американского политического неоконсерватизма, с точки зрения мировой стратегии сегодня, цивилизация – это вот это. А с точки зрения одного академика – одно, а соседнего – другое… Сколько авторитетов, столько и цивилизаций. Но нас же интересует большая политика. Вот вы всмотритесь в неё – и поймёте, что там этот термин разыгрывается, как орудие войны, как финка, которую вам в живот хотят воткнуть. И для того, чтобы это оружие выбить, чтобы не дать использовать это оружие против вашей страны и так далее, надо понимать, как оно устроено, и нужно иметь другое оружие. А другим оружием является вот эта самая коза кривая. Поэтому хоть ты про цивилизацию, хоть ты про национализм рассуждай, а всё равно ты на эту козу выходишь. И выйти–то дальше некуда. Некуда. И топчутся уже много лет, и выйти никуда не могут. Как говорил Тарас Бульба: «А помогли тебе, сынку, твои ляхи?», – так и я могу сказать: «А помогли тебе, детку, твои цивилизации?».

Я не о цивилизациях здесь говорю. Не о цивилизациях и не о национальностях, хотя это очень важно. Я говорю о состоянии умов – о том состоянии умов и о той энергетике, которую нам с вами надо менять. Это называется устойчивость. Устойчивость. Вот, чувствуете слово? У–стойчивость. То есть стойкость.

В нашем движении, которое сейчас развивается, очень много молодых людей. Один очень крупный философ, мудрый человек, любивший лыжи, мне говорил, что бежать надо на свою дистанцию. «Вот, встал на лыжню (жизнь – это лыжня) и пошёл по ней в своём ритме, не останавливаясь, в нужном направлении, правильно держишь дыхание. И не думай, что кто пробежит быстрее тебя, обгонит тебя. Ты на него не ориентируйся, потому что ты потом, на следующем километре пройдёшь, а он где–нибудь там валяется со сбитой дыхалкой и дух перевести не может. Иди своим путём».