Суть времени, 2013 № 16 - [8]

V.

Истошные визги после Поклонной горы и после Колонного зала порождены нашими активными воздействиями. И потому являются бесценными не только с политической, но и с аналитической точки зрения.

С политической точки зрения они являются бесценными потому, что дали возможность решить определенные задачи. А с аналитической точки зрения они являются бесценными потому, что позволяют активным образом раскрыть структуру и природу объекта под названием «враг».

Да-да, объекта! Я не противоречу себе, называя в данном случае врага объектом. Я много раз настойчиво говорил о том, что объекты существуют только в естественных науках. Мол, исследуемый камень является объектом потому, что он не знает ни о том, что его исследуют, ни о том, как именно его исследуют. А исследуемый человек объектом не является. Потому что он знает, что его исследуют. Может догадаться, как именно его исследуют, и сознательно исказить посылаемые сигналы, обманывая исследователя.

То есть наука как субъект-объектное взаимодействие (исследователь — субъект, исследуемое — объект) возможна лишь там, где объект лишен разума. А там, где объект наделен разумом, он уже не является объектом, а является субъектом. И субъект-объектное взаимодействие превращается в субъект-субъектное взаимодействие. Каковое является уже не наукой, а игрой. Игра намного сложнее науки, неоднократно говорил я, ссылаясь на военные игры, в которых противники друг друга обманывают, на игры спецслужб, финансовые игры и так далее.

Так как же я теперь могу говорить об активном исследовании объекта, вовлекая вдобавок в столь серьезный разговор какие-то анекдоты?

Но ведь я сказал читателю, что субъект-объектный метод возможен тогда, когда объект лишен разума. Обезумевший человек лишен разума, и в этом смысле его можно считать объектом именно в той степени, в какой он лишен этого самого разума.

В ходе вышеназванных телевизионных передач я неоднократно лишал разума дражайших собеседников. Лишенный разума Млечин мог начать говорить, что в 70-е годы ХХ века его столичные друзья, вместе с которыми он обучался в элитном московском вузе, ели только картошку, пухли, были зелеными, страдали от голода, шатались аки бледные тени и так далее.

Для того чтобы начать это утверждать, нужно было сначала потерять разум и превратиться в объект. Но ведь не сам же Млечин терял разум? — этак, знаете ли, брал его и терял, как кошелек или мобильный телефон. Млечин терял разум в результате определенных воздействий. Воздействия, в результате которых разумное существо теряет разум, называют шоковыми.

VI.

Разумное существо, подвергнутое шоковому воздействию, не способно к имитациям. С него слетают все социальные маски. Оно теряет способность просчитывать шаги, анализировать эффект, порождаемый его словами. Оно теряет аналитическую способность вообще. И уподобляется тому самому коту из анекдота, которому я уже принес извинения за это уподобление.

В итоге мы получаем ценнейший экспериментальный — аналитический и политический — материал. Аналитический позволяет нам выявить структуру и природу объекта под названием враг. И не надо обольщаться. Очень быстро враг придет в себя и превратится из объекта в субъект. Так что пользуйтесь коротким моментом, в ходе которого у врага отняли способность к имитациям, надеванию масок, ведению рефлексивной игры. Тем моментом, в ходе которого враг будет раскрывать свою сокровенную природу. Поняв ее, вы можете открыть новые источники, из которых можно черпать силу для ведения войны. Вы можете точнее вести войну. Вы можете иначе консолидироваться. И вы можете доказать все большему количеству людей, что против них ведется война. А также объяснить, какая именно ведется война. И почему они, коль скоро ведется именно такая война, уклониться от участия в войне не имеют права.

Кто-то, наверное, скажет, что объективировать субъект, оказывая на него шоковое воздействие, — значит проявлять жестокость. Что Ларина, например, это тоже человек. И с моей стороны крайне негуманно подвергать ее шоковому воздействию в виде внимательного прослушивания того моего доклада, который я произнес в Колонном зале 9 февраля 2013 года. И что то же самое касается других многочисленных лариных, приведенных этим докладом в состояние, по отношению к которому визг кота из анекдота — это меланхоличное, напрочь лишенное темперамента размышление… ну, я не знаю… какого-нибудь Швыдкого, пытающегося изобразить из себя хладнокровнейшего поборника высочайших культурных норм.

Согласен, что введение категории «эксперимент» во все, что касается бытия представителей хомо сапиенс, недопустимо. Что все, включая Ларину, Белковского, Латынину и т. д., имеют право на статус хомо сапиенс. А значит, должны быть защищены от экспериментов вообще и моих шоковых экспериментов, в частности. Но они-то все считают себя прогрессорами и в силу этого настаивают на своем праве проведения экспериментов на данной территории. Восхищенно говорят об экспериментах Гайдара, о незавершенности в России либерального эксперимента. И много еще о чем.

Когда вам в физиономию летит камень, а вы его отражаете, и этот камень отскакивает в физиономию того, кто в вас его запустил, — вы ведь не совершаете ничего греховного, не правда ли? Вот так же и я, отражая расчеловечивающую экспансию и производя этим шоковое воздействие, никого не расчеловечиваю. Я слежу за результатом осуществленного мною отражения чужих разрушительных воздействий на все то, что мне дорого. И постигая природу разрушителя, природу, которую этот разрушитель в иных ситуациях скрывал, а в данном случае обнажает, я убеждаюсь в необходимости вести войну. Уточняю, как именно надо ее вести. И убеждаясь сам в необходимости ведения войны, я в этом убеждаю других. Что, между прочим, означает, что я веду войну, а не прячусь в башне из слоновой кости.