Суть времени, 2013 № 13 - [20]

Вторая трагическая история в январе произошла в семье Кабановых, где после новогодней ссоры муж (сооснователь сети трактиров «ПирОГИ») задушил, а затем расчленил и вынес из квартиры по частям свою жену и мать троих детей. Одновременно он организовал с помощью волонтеров поиски своей «пропавшей» жены. Не будем вдаваться в подробности — они достаточно, даже чересчур полно были освещены в СМИ.

Широчайшее внимание прежде всего белоленточной «общественности» эта история привлекла потому, что, как пишет Павел Пряников, «Семья Кабановых считалась образцовым представителем «креативного класса» — оба занимались интеллектуальным трудом, пытались открыть своё дело (кафе для таких же креаклов), активно участвовали в белоленточном протесте, пользователи соцсетей». Конечно, неприятно обнаружить, что типичный представитель твоего класса, твой сосед по зимним митингам оказался натуральным зверем, куда как приятнее идентифицироваться с такими «образцовыми представителями», как Навальный и Собчак, которые и успешные, и богатые, и красивые, и пока успешно скрывающие свое звериное нутро. И тревожно — а ну как они тоже окажутся… не вполне соответствующими красивым иллюзиям, которыми тешат себя белоленточники? Но, оказывается, что не это самое страшное: «За фасадом этой вывески, — пишет Пряников, — оказалась бедная, многодетная семья, ютящаяся впятером в съёмной квартире в панельных джунглях Москвы, непостоянный труд за маленькие деньги, алкоголизм и чёрствость даже в отношении собственных детей. Но если поскрести большинство креаклов, то окажется, что они существуют примерно так же, как семья Кабановых. Что же может ожидать сотни тысяч представителей этого «класса»?

Так вот оно что! Оказывается, как говорил Станислав Ежи Лец, «в действительности всё не так, как на самом деле». То есть эта криминальная история неожиданно вскрыла для белоленточников их собственную реальность, которую они умудрялись не видеть, не слышать, не нюхать… И при этом существовать в ней.

К слову сказать, ничего неожиданного или нового в этой истории не «открылось». И так было очевидно, что потребление подавляющего большинства «креативного класса», примеры которого мы приводили в прошлый раз, носит демонстративный и компенсаторный характер. О демонстративном потреблении писал социолог Т. Веблен еще век назад, о компенсаторном потреблении тоже впервые написано еще до Второй мировой войны (и о том, и о другом мы поговорим в следующей статье). И уже тогда было выявлено, что показное потребление и того, и другого типа — ширма, скрывающая зачастую жизнь впроголодь, отсутствие перспектив, совершенную беспросветность существования. И в этих условиях люди — под давлением безумного катка капитализма — делают выбор в пользу разного рода ухода от реальности: престижного потребления, виртуального мира, бесплодных мечтаний, ну и, конечно, спиртного и наркотиков. И самое страшное, что может произойти в жизни таких людей — это столкновение с реальностью, так сказать принуждение к реальности. И тогда у них появится выбор. Но об этом — в следующий раз.

Социальная война

От какого «семейного наследия» мы отказываемся?

Русские женщины шли в народ, боролись за просвещение народа, за его освобождение. И считали, что женская доля изменится вместе с долей народной

Вера Сорокина

Наши почвенники, твердо отстаивающие семейные устои (в чем я их полностью, конечно, поддерживаю) иногда говорят о том, что большевики в том, что касается разрушения семьи, ничем не отличаются от западных ювенальщиков.

Что ж, давайте спокойно разберемся в том, какой была семья до революции, в чем состоит советский опыт построения семьи и т. д. Не будем уподобляться либералам, которые по любому поводу говорят «как известно…». Вчитаемся повнимательнее в документы, постараемся вжиться в то, что происходило тогда, и уже после этого перейдем к оценкам и принципам, на которых должно быть построено беспокоящее всех нас семейное будущее.

Да, советская власть и впрямь начала свою политику в отношении семьи с либерального семейного законодательства, которое по своей радикальности превосходило все, что предлагало западное семейное законодательство того времени.

Прежде всего, уже в декабре 1917 г. советская власть, провозгласив принцип отделения церкви от государства, присвоила себе единственное право регистрации рождений и браков. Единственной формой брака стал гражданский (то есть светский) брак вместо прежнего — религиозного, церковного (не путать с сегодняшним термином, когда под «гражданским браком» понимается сожительство, «фактический брак». В настоящее время понятия «гражданский брак» в законодательстве РФ, в том числе в Семейном кодексе, нет).

А между тем, брак в России много веков освещался церковью. И еще на рубеже XIX и XX веков брачность в России была почти всеобщей. Перепись населения 1897 г. показала, что к возрасту 50 лет в браке состояли практически все мужчины и женщины, и доля населения, никогда не состоявшего в браке, в возрастной группе 45–49 лет была существенно ниже, чем в странах Западной Европы.

Дореволюционная Россия почти не знала разводов, брачный союз заключался на всю жизнь и практически не мог быть расторгнут. Развод рассматривался церковью как тягчайший грех и разрешался в исключительных случаях (при «безвестном отсутствии» или «лишении всех прав состояния» одного из супругов). И хотя в предреволюционное время взгляды на ценности супружества и отношение к разводу менялись, эти изменения затрагивали в основном элитарные слои населения, хотя и там официальные разводы были большой редкостью. В 1913 г. на 98,5 млн православных в России был расторгнут всего лишь 3791 брак.