Суши для начинающих - [7]

Эшлин боязливо кивнула:

– Вам нужно?

– Нет, спасибо. Ручка и блокнот? Она снова кивнула.

– А… хотя, пожалуй, это уже слишком… Дорожный швейный набор?

Эшлин испуганно замерла, затем встрепенулась, лицо ее просветлело, а подбородок дрогнул от сдержанного смешка:

– Вообще-то да.

– Вы очень предусмотрительны, – прервал ее Джек Дивайн. В его устах это прозвучало почти оскорбительно.

– Надо же кому-то. – Келвин Картер уже пересмотрел свое первое впечатление от Эшлин. Она просто прелесть, и, хотя зубы у нее в помаде, значит, она, по крайней мере, пользуется помадой. – Благодарю вас, Эшлин, мы вам позвоним.

Эшлин подала руку обоим, не упустив случая еще раз как следует, от души сжать пальцы Джека Дивайна.

– Слушай, она мне нравится, – рассмеялся Келвин Картер.

– А мне нет, – мрачно ответил Джек.

– А я сказал, мне нравится, – повторил Келвин, не привыкший, чтобы с ним спорили. – Надежная, смышленая. Отдай это место ей.

4

Клода проснулась рано. Это не новость: Клода всегда просыпалась рано. Вот что делают с тобой дети. Если они не ревут, чтобы их накормили, то вклиниваются между тобою и твоим мужем в кровати, а если не вклиниваются, то лезут на кухню в полседьмого утра в субботу и устрашающе гремят там кастрюлями.

Сегодня как раз было Утро Устрашающего Грома Кастрюль. Впоследствии Клода выяснила, что ее пятилетний сын Крейг показывал ее дочери Молли двух с половиной лет, как делать омлет. Из муки, воды, оливкового масла, кетчупа, соевого соуса, уксуса, какао-порошка, именинных свечек и, разумеется, яиц (в количестве девяти штук, со скорлупой). По характеру шума Клода понимала, что на первом этаже творится что-то страшное, но слишком устала или не выспалась, чтобы немедленно встать и навести порядок.

Вперив невидящие глаза в потолок, она лежала, слушая, как скрежещут стулья по новому плиточному полу, оглушительно хлопают дверцы всего месяц назад купленных кухонных шкафов, в предсмертной агонии стучат одна о другую кастрюли с дорогущим антипригарным покрытием.

Дилан, не просыпаясь, заворочался на своей половине кровати, затем обнял ее одной рукой. Клода на секунду прильнула к мужу, ища уюта и тепла, но тут же застыла и с досадой отпрянула, когда ей в живот ткнулся его мгновенно затвердевший член.

Только не секс. Этого ей не вынести. Ласки она хотела, но, когда бы ни прижалась к нему, просто чтобы согреться и отдохнуть, он моментально заводился. Особенно по утрам. И каждый раз она отворачивалась, чувствуя себя виноватой. Но не настолько виноватой, чтобы ответить.

Вечерами ему везло чаще, в особенности если Клода позволяла себе рюмку-другую. Она никогда не избегала мужа дольше месяца, потому что слишком боялась того, что может из этого выйти; поэтому, когда тянуть дальше становилось опасно, быстро доходила до нужной стадии опьянения и сменяла гнев на милость, причем ее воодушевление и изобретательность в постели находились в прямой пропорции к объему выпитого джина.

Дилан опять потянулся к ней, и она перекатилась к краю кровати с ловкостью, отработанной многими месяцами практики.

Снизу доносился остервенелый грохот.

– Вот спиногрызы, – сонно пробормотал Дилан, – этак они весь дом в щепки разнесут.

– Пойду прикрикну на них.

– Да, придется вставать, так оно безопаснее.

Когда тем же утром, но несколько позже пришла Эшлин, омлетные раздоры канули в далекое прошлое, уступив место мукам утреннего приема пищи.

По пути к входной двери Клода была вовлечена ангелоподобной белоголовой Молли в спор относительно выбора кофточки. Молли во что бы то ни стало желала надеть свою оранжевую.

– Привет, Эшлин, – рассеянно поздоровалась Клода, тут же отвернулась к Молли и раздраженно возразила: – Но, Молли, ты уже из нее выросла. Ты ведь носила ее, когда была совсем-совсем маленькой. Чем тебе не нравится эта розовая? Такая красивая!

– Не-е-е-е-ет! – пытаясь вырваться из материнских рук на свободу, взвыла Молли.

– Но ты замерзнешь. – Клода цепко держала дочку за локоток.

– Не-е-е-е-ет!

– Проходи на кухню, Эшлин. – Клода потащила Молли по коридору. – Крейг! Это тебе не качели, слезай немедленно!

Крейг, такой же ангелочек с льняными волосами, влез в кухонный шкаф и упоенно качался вверх-вниз на проволочной полке, сидя на пакетах с рисом и макаронами.

Эшлин включила чайник. С Клодой они с детства жили рядом, через две двери, и были лучшими подругами с тех давних пор, когда в доме Клоды Эшлин почувствовала себя безопаснее, чем в собственном.

Именно Клода сообщила Эшлин убийственную новость о полном отсутствии у нее талии. Клода же помогла Эшлин узнать о себе самой еще много нового, сказав: «Как тебе везет, ты яркая личность. А у меня, кроме внешности, ничего нет».

Не то чтобы Эшлин обижалась. Клода ведь говорила не со зла, а по простоте душевной, а оспаривать ее невероятную, потрясающую красоту действительно было напрасной тратой времени. Невысокая, безупречно сложенная, белокожая и голубоглазая, с длинными блестящими светлыми волосами, она одним своим видом останавливала уличное движение. Впрочем, в Дублине уличный затор вместо уличного движения – дело вполне обычное.

Эшлин не терпелось поделиться новостью: