Суши для начинающих - [100]

При этом, конечно, правила хорошего тона требуют цедить сквозь зубы, что вся коллекция – хлам, модельер – маньяк и женоненавистник, и носить такое нельзя, и подарки от фирмы не то, что были в прошлом году, и лучший номер в отеле вечно достается Лили Хедли-Смит, и какой кошмар тащиться куда-то аж за два километра от центра города на какой-нибудь заброшенный консервный завод, где очередная молодая знаменитость демонстрирует вне конкурса свою сногсшибательную дебютную коллекцию, а не пойти невозможно. Потому-то Лизу, как бейсбольной битой, ударила мысль о том, что в «Колин» о Неделях моды и разговора не заходило. А встреча с Оливером напомнила, что ехать пора.

Да ладно, успокаивала она себя, наверняка все схвачено. Скорее всего, в бюджете предусмотрена служебная командировка для двоих, вот они с Мерседес и поедут. А что, если не предусмотрена? Бюджет по внештатным корреспондентам этих расходов не покрывал даже близко. С такими средствами в отеле «Георг V» и на кофе с круассаном не хватит.

Все больше поддаваясь панике, Лиза постучалась к Джеку и, не дожидаясь приглашения, вошла в кабинет. Шеф, не поднимая головы, корпел над ворохами документов – очевидно, судебных протоколов.

– Недели, – с невольным присвистом выдохнула она. Джек удивленно посмотрел на нее.

– Какие недели?

– Недели моды. Милан, Париж. В сентябре. Я должна поехать!

Сердце у нее колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди.

– Присядьте, – мягко предложил Джек, и Лиза тут же поняла, что ничего ей не светит.

– Я всегда ездила, когда работала в «Фамм». Для репутации журнала важно, чтобы мы там показались. Реклама, и вообще, – частила она. – Никто не будет принимать нас всерьез, если мы не…

Джек смотрел на нее, ожидая, пока она замолчит. По его сочувственному взгляду было ясно, что дело дрянь и время тратить нечего, но надежда умирает последней.

Лиза глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Так я еду?

– Извините, – прогудел Джек. – У нас нет средств. Во всяком случае, в этом году. Может, когда журнал получше раскрутится, когда рекламы станет больше…

– Но как же я-то?..

Джек покачал головой:

– Денег нет.

И в его тоне, и в глазах было столько искреннего сострадания, что смысл сказанного не сразу дошел до Лизы. Вот она, жестокая правда! Все будут там, абсолютно все, весь свет. И все заметят, что ее нет, и она станет посмешищем. А потом в голову пришла другая мысль, еще ужаснее первой. Может, никто вообще и не заметит ее отсутствия?!

Джек профессионально лил масло в бурные воды, обещал закупить где угодно фотографии с показов, и «Колин» все равно сделает невероятный репортаж, и читатели в жизни не узнают, что главного редактора там не было…

Только тут Лиза поняла, что плачет. Не злыми, капризными слезами, а чистыми и светлыми, которые ничем не унять. С каждым всхлипом из нее выплескивалось неизбывное горе.

«Подумаешь, какие-то дурацкие показы», – говорил рассудок.

Но она все плакала и плакала, и неизвестно откуда всплыло воспоминание, ни с чем совершенно не связанное. Как она лет в пятнадцать, покуривая, шатается еще с двумя девчонками по центру города и жалуется, какое дерьмо эта жизнь.

– Одни старые пердуны, – устало кривится Кэрол, с отвращением разглядывая прохожих.

– И уроды в дерьмовых тряпках, – зло поддакивает Лиза.

– Глянь-ка, вон твоя мать, верно?

По-кошачьи блеснув глазами в опушке ярко-синих ресниц, Андреа кивает гладко причесанной головкой на идущую через дорогу женщину.

Лизе неприятно и стыдно. Действительно, это ее мать, нелепая и кургузая в своем «выходном» пальто.

– Эта? – презрительно кривится Лиза, выдохнув облако дыма. – Да ты что!

А в действительности Лиза сидела в кабинете у Джека и бормотала что-то невнятно, уткнувшись носом в ладони.

– Я столько работала, – повторяла она, – столько работала…

О Джеке она почти забыла и точно сквозь вату слышала, как он роется в карманах, шуршит бумагой, звякает зажигалкой.

– Можно и мне? – попросила она, подняв заплаканное, все в красных пятнах лицо.

– Это вам.

Он передал ей зажженную сигарету, которую она покорно взяла и затянулась с такой силой, будто от этого зависело, будет ли она жить. Шесть глубоких, отчаянных затяжек – и сигарета кончилась.

Джек продолжал рыться в карманах. Лиза равнодушно наблюдала, как он достает из одного кармана лотерейный билет, из другого – рецепт… Наконец в ящике стола нашлось то, что он искал: пачка бумажных носовых платков, которые и были вручены Лизе.

– Жаль, я не из тех, у кого на такой случай всегда есть при себе большой, чистый, белый носовой платок, – сказал он.

– Ничего, обойдусь салфеткой.

Она вытерла соленые от слез щеки. С каждой порцией никотина слезы понемногу отступали, и вот остались только редкие всхлипы.

– Простите, – выговорила наконец Лиза. Она чувствовала себя абсолютно пустой. Она могла бы так еще долго сидеть в этом кабинете, не в состоянии подняться с места.

– Вы ведь знаете, Лиза, они пригласили вас на эту работу, потому что вы лучше всех, – сказал он, передавая ей еще одну зажженную сигарету и закуривая сам. – Никто другой не смог бы сделать новый журнал с нуля.

– Вот только награда странноватая, – заметила Лиза и, не сдержавшись, всхлипнула снова.