Сущность ниндзюцу. Традиции девяти школ - [21]

Вышеупомянутые принципы — важнейшее требование к ниндзя. Ни способность быть невидимым, ни сверхчеловеческие действия не являются приоритетными. Ниндзя — не артист цирка. Ниндзя не разбойники, не убийцы и не предатели. Это люди настойчивые и выносливые. Тогакурэ рю нинпо — великолепное свидетельство того, что ниндзя жили и защищали свою жизнь более тысячи лет.

Позвольте перейти к следующей теме: философии боевых искусств. Это не мое личное мнение, а учение девяти школ ниндзюцу. Цель будзюцу или боевых искусств — я защита нации, общества и самого себя.

Дзюцу или техника имеет решающее значение для всех боевых искусств. Возьмем к примеру кэндо, японское фехтование. В самом деле, меч необходим в кэндо, но только физической силы для обращения с мечом недостаточно. Даже колка дров требует техники, то есть дзюцу. В дзюцу жизнь вдыхает ум.

Дзюцу и ум работают вместе. Без правильной направленности ума нельзя ожидать никакого улучшения в технике.

Незрелый ум далек от разума. Разум тоже идет рука об руку с дзюцу. Без разума не существует дзюцу в подлинном смысле этого слова.

Я надеюсь, что после того, как прекратится бум ниндзя (вместе с ветром), в ниндзюцу останутся только те, кто ищет истину.

Даже те, кто называет себя мастером-ниндзя; или аттестован на восьмой дан должны помнить об этой философии — потому что этому нет внешних, материальных свидетельств. Рассматриваемое искусство настолько тонко, что исчезает, когда о нем спрашивают, и появляется, когда решено, будто его не существует. Это дзюцу, наряду с умом и разумом, составляет основу боевых искусств.

Тайные записи свитка дэнсё, рассказывающие о необходимости для ниндзя знать философию боевых искусств, считались секретом ниндзюцу. Я надеюсь вы уделите большое внимание уму и глазам нинпо и других боевых искусств, и связи между умом и Богом. Что касается меня, то прошло уже пятьдесят лет, с тех пор, как я вступил на путь боевых искусств, а потом и нинпо. Сейчас наконец я приобрел способность слышать пение при чтении каждой строки священного писания боевых искусств, оно подобно музыке, которую навевает чтение китайских стихов. Пение вымывает грязь из наших умов, мы как будто слышим кото, японскую арфу, к струнам которой прикасаются пальцы небесной девы. Вот почему я представил вам философию боевых искусство настолько верно, насколько смог, не добавляя своих собственных интерпретаций к учению моего наставника.

«Сильный» и «слабый» — обычные слова, слышимые от мастеров боевых искусств. Однако мое правило — прививать ученикам ровное поведение. Их поведение должно быть таким всегда, насколько это возможно; они должны делать все, что требуется от ниндзя. В конце концов, чтобы понять героя, человек сам должен быть героем. Я рекомендую своим ученикам стараться не превзойти врага, а стать человеком, способным выжить. Движения нинпо стиля тайдзюцу не называют «сильными» или «слабыми», а движениями, приносящими ун, судьбу.

Значит, вы должны найти в нинпо тайдзюцу такую истину, которая принесет вам ун или счастливые возможности. Это похоже на дракона, притягивающего облако (также произносится «ун» по-японски). Когда дракон притягивает облако, он вызывает и дождь. В буддизме есть выражение «сладкая дождевая вода». Буддисты верят, что глоток сладкой дождевой воды делает человека бессмертным. Аналогично, вызванный драконом дождь в интерпретации ниндзя можно воспринять как ниспосланную Богом воду, дающую бессмертие. Я очень доволен, что вижу как увядает полный показухи бум ниндзя. Не хочу, чтобы мои ученики неосознанно отклонились от пути нинпо и попали в западню страсти. Я надеюсь, что после того, как прекратится бум ниндзя (вместе с ветром), в ниндзюцу останутся только те, кто ищет истину. Также надеюсь, что среди искателей истины один за другим будут появляться искусные ниндзя или мастера боевых искусств и творить добро во всем мире. Я призываю интриганов, извлекающих доход из бума ниндзя, прекратить подвергать риску равновесие между живыми существами.

Ни мастера боевых искусств, ни ниндзя не любят войну и насилие. Подлинные ниндзя любят красоту природы и дух гуманизма. Сэнсэй Такамацу любил живопись и поэзию. Его любили и уважали многие люди. Я помню слова, слетавшие с губ пришедших проститься с ним в день его смерти, 2-го апреля 1972 года: «Неужели Сэнсэй Такамацу действительно ушел? Я не могу этому поверить.» Мы все верили, что Сэнсэй Такамацу возродится как феникс. В день похорон я нарушил обет воздержания впервые за пятнадцать лет и выпил глоток окиёмэ (сакэ, подаваемое при выполнении похоронных обрядов в Японии). Я тренировался под руководством Сэнсэя Такамацу пятнадцать лет, и госпожа Такамацу подавала мне ужин вместе с двумя бутылочками сакэ. Я отказывался пить сакэ, не осмеливаясь это делать будучи учеником Сэнсэя Такамацу. Я часто хотел, чтобы мы вместе выпили и весело провели время. Но все, что я мог позволить себе тогда — тренироваться под его руководством.

На обратном пути после посещения могилы Сэнсэя Такамацу уже на шестнадцатом году после его смерти, дочь Сэнсэя и я вели разговор, глядя через окно на распустившиеся цветы вишни. Она сказала: «Когда папа узнавал о твоем приходе, даже не замечая цветения вишни он ходил взад и вперед по дому в нетерпении. Как приятно, должно быть ему было иметь тебя своим учеником!» И добавила: «Сейчас ты остался единственным учеником моего папы». Она произнесла эти слова безрадостно, как бы обращаясь к облетевшим лепесткам вишни.