Суровый воздух - [111]
– Раз!
Рядом четверка «фоккеров» навалилась на Остапа. Трассы уже коснулись крыла его самолета. Остап резко бросил машину набок, и Черенок в какую-то долю секунды увидел, что колпак с кабины стрелка сорван и Лаптенко в ней нет. И тут же, совсем рядом, нацеливаясь на хвост самолета Остапа, замер «мессершмитт».
«Сейчас ударит! Пропал Остап!» – подумал летчик и нечеловеческим усилием бросил дрожащую от напряжения машину в крутой вираж наперерез немецкому истребителю. От перегрузки в глазах потемнело. Затрещали пушки, вражеский самолет исчез. – Два… – скрипнул зубами летчик. В ушах свистело, урчало, ахало, срывались восклицания, хриплое дыхание, злобная брань. Перед винтом мелькнула белая змея купола раскрывающегося парашюта, штопором проскочил «фокке-вульф», за ним стремительный «як». Черенок быстро огляделся. Долидзе и Харитонова не было. «Уже сбиты?» – закусывая до крови губы, подумал летчик. И в ту же секунду его снова атаковали «фокеры». Резкий бросок в сторону, молниеносное движение рулями, нажим на гашетки, но… выстрелов не последовало. Летчик быстро перезарядил оружие и снова нажал. Выстрелов не было.
«Конец… Можно добивать палкой…» – судорожно скакнули мысли. Пулемет стрелка тоже молчал. В наушниках было слышно лишь прерывистое дыхание и страшная брань, которой, кажется, никогда не бранился ни один человек на земле. Летчик сжался в комок, оглянулся, и внутри у него все похолодело – в хвост заходили четыре «фоккера». «Вот она… Все!» – подумал он, и тотчас же взгляд его скользнул по приборной доске.
«Что я? – встряхнулся летчик. – Смалодушничал? Эй, не выйдет! Подеремся еще…»
Неимоверное напряжение нервов вдруг спало. Наступило то непостижимое состояние «замораживания», которое бывает у воинов в самые опасные, тяжелые минуты. Выключилось все: мысли, чувства, осталось лишь одно ясное, волевое желание – победить. Только победить! И Черенок с жутким спокойствием подумал: «Таран… Да, только таран…»
– Я вам покажу… – шепнул он побелевшими губами.
– Есть, гад! – раздался в наушниках яростный голос Горянина.
Еще один «фоккер» взорвался в воздухе от чьей-то меткой очереди. И вдруг случилось непостижимое. В небе стало пусто. Ни одного самолета У Черенка даже дух захватило от неожиданности. Враги пропали, словно провалились сквозь землю. Перегретый мотор дрожал как в лихорадке.
– Остап! Остап! – звал по радио Черенок и, переключив рацию на прием, послушал. Остап не отвечал. Откуда-то еле слышно донеслось торопливое: – Черенков, идите домой. Пара Долидзе улетела раньше. Долидзе ранен, вышел из боя.
– Я вас понял, понял, – вздохнул с облегчением летчик. И тут только увидел стройную десятку «яков», стремительно пронесшихся на запад, туда, где среди белых облаков мелькали хвосты немцев.
Раскрыв форточки кабины, Черенок жадно вдыхал холодный воздух. Он еще раз, словно не веря себе, оглядел небо, землю в том месте, где вспышками разрывов кудрявилась передовая. С начала боя прошло всего десять минут.
«Так мало?» – подумал он.
Сквозь звон в ушах наконец-то прорвался голос Остапа:
– Вася! Притормози… Никак не нагоню тебя. Лаптенко мой ранен. Мотор трясет…
– Остап, тебя слышу. Делаю круг, нажимай. До базы долетишь? – крикнул Черенок.
– Хочу. Должен долететь.
Прошло два месяца. Поздно вечером из ворот дома политотдела дивизии выскочил трофейный «мерседес», нагруженный связанными пачками листовок, и умчал в ночь, помаргивая синими фарами. В дребезжащем кузове его, прислонясь спиной к пачкам, сидел Грабов. Спрятав лицо в воротник кожаного реглана, он, казалось, дремал. Машина подскакивала на ухабах дороги, бежавшей между двумя рядами телеграфных столбов, взбиралась на холмы, врезалась в стены перелесков, смутно чернеющих в синеватом мраке. На крутом склоне в какой-то балке, пахнущей сыростью, «мерседес» особенно сильно встряхнулся. В спину Грабову толкнуло, пачки листовок поползли по кузову.
– Полегче, сержант… – сказал он.
Скрипнули тормоза, Машина остановилась. Водитель привстал на сиденье, повернулся к Грабову и стал помогать ему водворять на место рассыпанные пачки.
– Зря бумагу на немцев тратим… Листовками их не проймешь. Бомбами гвоздить их надо до тех пор, пока мокрого места не останется, – произнес он.
– Твой воинственный пыл, конечно, похвален, – усмехнулся Грабов. – Фашистов, действительно, надо бить. Но ведь не каждый немец – фашист. Немец немцу рознь. Гитлер – немец, немец же и Тельман. Большинство немцев люди трудящиеся, рабочие, батраки, служащие, которым одурманили головы нацизмом. Подумай сам, что для имперских заправил такие немцы? – повернулся он к водителю. – Для них рабочий-немец все равно что, например, для твоей автомашины колеса. Здесь мотор своей силой заставляет колеса вращаться и везти на себе кузов, а там фашизм силой оружия вынуждает трудящихся тянуть на себе военную машину Гитлера. А чтобы сидящих наверху фашистских апостолов не трясло и не беспокоило, простых немцев накачивают идейками и теорийками, как ты накачиваешь баллоны колес воздухом… «Дейчлянд юбер аллес»… Слышал? Фашистская пропаганда проповедует, что Германия превыше всего, что немцы сверхчеловеки, высшая раса, которая должна царствовать над всеми низшими существами. Вроде нас с тобой… – прибавил Грабов.
В книгу Ивана Арсентьева входят роман «Преодоление» и повесть «Верейские пласты». Роман «Преодоление» рождался автором на одном из заводов Москвы. Руководство завода получило срочное задание изготовить сложные подшипники для станкостроительной промышленности страны. В сложных, порой драматических ситуациях, партком и профком завода объединили лучшие силы коллектива, и срочный заказ был выполнен.Повесть «Верейские пласты» посвящена возвращению в строй военного летчика, который был по ошибке уволен из ВВС.
Хорошее знание фактического материала, интересное сюжетное построение, колоритный язык, идейный пафос романа делают Буян значительным творческим достижением И.Арсентьева. Писатель впервые обращается к образам относительно далекого прошлого: в прежних романах автор широко использовал автобиографический материал. И надо сказать - первый блин комом не вышел. Буян, несомненно, привлечет внимание не одних только куйбышевских читателей: события местного значения, описанные в романе, по типичности для своего времени, по художественному их осмыслению близки и дороги каждому советскому человеку.
В этом романе писатель, бывший военный летчик, Герой Советского Союза, возвращается, как и во многих других книгах, к неисчерпаемой теме Великой Отечественной войны, к теме борьбы советского народа с фашистскими захватчиками. Роман охватывает период от начала войны до наших дней, в нем показаны боевые действия патриотов в тылу врага, прослежена жизнь главного героя Юрия Байды, человека необычайной храбрости и стойкости.
Летчик капитан Иван Арсентьев пришел в литературу как писатель военного поколения. «Суровый воздух» был первой его книгой. Она основана на документальном материале, напоминает дневниковые записи. Писатель убедительно раскрывает «специфику» воздушной профессии, показывает красоту и «высоту» людей, которые в жестоких боях отстояли «право на крылья». Также в том входит роман «Право на крылья».
Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.
«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».
Эта книга рассказывает о событиях 1942–1945 годов, происходивших на северо-востоке нашей страны. Там, между Сибирью и Аляской работала воздушная трасса, соединяющая два материка, две союзнические державы Советский Союз и Соединённые Штаты Америки. По ней в соответствии с договором о Ленд-Лизе перегонялись американские самолёты для Восточного фронта. На самолётах, от сильных морозов, доходивших до 60–65 градусов по Цельсию, трескались резиновые шланги, жидкость в гидравлических системах превращалась в желе, пломбируя трубопроводы.
Из этой книги читатель узнает о жизни и боевых делах Героя Советского Союза Г. Н. Ковтунова.С большим знанием дела рассказывает автор о трудной, но почетной профессии артиллериста, о сражениях под Сталинградом, на Курской дуге, в Белоруссии.Читатель познакомится с соратниками Ковтунова — мужественными советскими воинами.Образ положительного героя — простого советского человека, горячего патриота своей Родины — главное, что привлечет читателя к этой книге.
Книга – память о фотокорреспондентах газ. «Правда» Михаиле Михайловиче и Марии Ивановне Калашниковых. Михаил Михайлович – профессиональный фотокорреспондент, автор снимков важных политических событий 1930-х годов. В годы Великой Отечественной войны выполнял оперативные задания редакции сначала на Западном, затем на других фронтах. В книге собраны архивные фотоматериалы, воспоминания и письма. В тексте книги приведен по датам перечень всех фотографий, сделанных и опубликованных в «Правде» в военное время (фронт, работа для фронта в тылу, съемки в Кремле)
«Я должен был защищать Отечество…» Эти слова вполне мог сказать лейтенант Игорь Каретников — один из участников обороны окружённого кольцом блокады Ленинграда. Мог их произнести и прапорщик Батманов, не деливший дела на «пограничные» и «непограничные», без раздумий вставший на пути опасных негодяев, для которых слова «Родина», «Отечество» — пустой звук… Героические судьбы российских офицеров в произведениях признанного мастера отечественной остросюжетной прозы!